— Сдается мне, — сказала тут служанка кюре, — часть рассказа можно и опустить. Кому интересно слушать, какими бесчестными уловками эта дрянная бабенка хотела сбить с пути нашего найденыша?
— Да вы не тревожьтесь, матушка Моника, — успокоил ее коноплянщик. — То, что надо, я обойду. Я помню, что передо мной молодежь, и лишнего слова не вымолвлю.
— Итак, мы говорили про глаза Франсуа, которые Севере хотелось бы видеть не столь невинными, какими описал их найденыш.
— Сколько вам лет, Франсуа? — осведомилась она, переходя на вы, в надежде дать ему понять, что не считает его больше за мальчика.
— Сам толком не знаю, — ответил найденыш, смекнув наконец, что она что-то не в меру настойчива. — Я не очень-то часто свои годы считаю — мне не до забав.
— Говорят, вам только семнадцать, — гнула она свое. — А я бьюсь об заклад, что вам все двадцать, — вон вы какой рослый, да и борода у вас скоро пробьется.
— Ну, и что из того? — зевая, ответил Франсуа.
— Да полегчё вы, паренек, не гоните так! Я из-за вас кошелек потеряла.
— Черт побери! — воскликнул Франсуа, еще не понявший, насколько она хитра. — Слезайте да поищите — это дело не шуточное.
Он спрыгнул наземь и помог слезть Севере; она не преминула опереться на него, и он нашел, что она потяжелей мешка с зерном.
Севера притворилась, что ищет кошелек, хотя он лежал у нее в кармане, а Франсуа, держа лошадь под уздцы, остановился в нескольких шагах поодаль.
— Эй, помогите же мне искать! — окликнула его Севера.
— А кто кобылу держать будет? — ответил он. — Она о своем жеребенке думает. Отпусти ее — потом не поймаешь.
Севера принялась искать под ногами у лошади, совсем уж рядом с Франсуа, и он наконец смекнул, что она ничего не потеряла, кроме, пожалуй, рассудка.
— Да мы тут еще не ехали, когда вы кошелька хватились, — сказал он. — Значит, тут его и не найти.
— Ах ты плут! По-твоему, я притворяюсь? — отозвалась она, пытаясь ущипнуть его за ухо. — Я вижу, ты хитер…
Франсуа отшатнулся — у него не было никакой охоты дурачиться с нею.
— Нет, не надо, — сказал он. — Если вы сыскали свои деньги, едем. Я шутить не расположен — меня в сон клонит.
— Тогда поболтаем, — предложила Севера, вновь вскарабкавшись на лошадь позади найденыша. — Говорят, это разгоняет дорожною скуку.
— А мне разгонять нечего, — возразил найденыш. — Я не скучаю.
— Вот первое любезное слово, что я от тебя слышу, Франсуа!
— Если оно любезное, значит, вырвалось у меня случайно — я таких слов говорить не умею.
В Севере уже закипала злость, но она все еще не сдавалась. «Этот малый — сущий простофиля, — сказала она себе. — Попробуем-ка сделать так, чтобы он заплутался, тогда ему поневоле придется остаться со мной».
И тут она стала сбивать его с толку — он берет вправо, а надо, мол, взять влево.
— Из-за вас мы заедем бог весть куда, — твердила она. — Вы в этих местах впервые. Я лучше вас знаю дорогу. Послушайтесь меня, молодой человек, не то придется мне по вашей милости в лесу ночевать.
Но уж если Франсуа хоть раз прошел по дороге, он запоминал ее так, что и через год на ней бы не заблудился.
— Ну, нет, — возразил он, — я еще не рехнулся. Нам вон сюда. Ваша кобыла тоже узнала дорогу, и мне вовсе не хочется всю ночь по лесу рыскать.
Так, не потратив зря даже четверти часа, он добрался до поместья Долленов, где жила Севера, и за все это время ее любезности вошли к нему в уши не глубже, чем канат в игольное ушко. По приезде домой она попыталась его задержать, доказывая, что ночь слишком темна, вода поднялась и вброд реку не перейти. Но найденыша такие опасности не пугали. Вся эта глупая болтовня давно ему наскучила, и, не дослушав Северу, он пятками сжал лошади бока, взял в галоп и поскорей вернулся на мельницу, где его ждала Мадлена Бланше, уже начавшая тревожиться.
Найденыш скрыл от Мадлены, на что ему намекала Севера: он не смел не то что рассказывать, но даже вспоминать об этом. Не скажу, что и я держался бы в подобных обстоятельствах столь же благоразумно; однако благоразумие никогда не вредит, да и описываю я вам все так, как было. Этот паренек был скромен, как честная девушка.
Севера же, поразмыслив ночью о случившемся, всерьез разобиделась — она сообразила, что найденыш, пожалуй, не столько простофиля, сколько гордец. От этой догадки ее обуяла злость, у нее разлилась желчь и в голове зароились мысли о мести.
Поэтому утром, когда Каде Бланше, наполовину протрезвев, возвратился к ней, она дала ему понять, что его юный работник — изрядный нахал, что ей пришлось держать его в шорах и даже утереть ему нос добрым тычком локтя: он, дескать, посмел лезть к ней с любезностями и поцелуями, когда они ночью возвращались через лес.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу