Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том восьмой. Годы странствий Вильгельма Мейстера, или Отрекающиеся

Человек по-настоящему жив, только если пользуется добрым расположением ближних.

Благочестие — не цель, а только средство достичь безмятежного душевного покоя и через него прийти к высшей просвещенности.

Поэтому можно заметить, что те, для кого нет иной цели, кроме благочестия, по большей части становятся ханжами.

«Состарившись, человек должен делать больше, чем в юности».

Исполнивший долг всегда чувствует себя должником, потому что быть вполне довольным собой невозможно.

Недостатки видны только тому, кто не любит; поэтому, чтобы разглядеть их, нужно подавить в себе любовь, но лишь настолько, насколько необходимо для такой цели.

Величайшее счастье — то, которое избавляет нас от недостатков и исправляет наши промахи.

Если ты умеешь читать, то должен и понимать; если ты умеешь писать, то должен что-нибудь знать; если ты можешь верить, то должен и постигать разумом; если ты желаешь, то почувствуешь на себе долг; если ты требуешь, то ничего не добьешься, а если опытен, то должен приносить пользу.

Люди признают только того, кто им полезен. Государя мы признаем, только если видим, что под его вывеской мы спокойны за свое добро. Мы ждем от него защиты от враждебных обстоятельств, грозящих изнутри и извне.

Ручей дружен с мельником, которому приносит пользу, и охотно низвергается на колеса; и разве больше проку было бы ручью бесцельно бежать через долину?

Кто довольствуется чистым опытом и действует в соответствии с ним, тот достаточно постиг истину. В этом смысле растущее дитя мудро.

От теории как таковой может быть только один прок: она заставляет нас поверить во взаимосвязь явлений.

Все отвлеченное становится ближе человеческому разуму благодаря практическому приложению; таким образом, человеческий разум через деянье и наблюденье поднимается к отвлеченному.

Кто требует многого и находит удовольствие в сложном, тот более других подвержен заблуждениям.

Нельзя упрекать того, кто мыслит аналогиями; у аналогии то преимущество, что она ничего не завершает и не притязает на окончательность; напротив того, индукция пагубна, ибо она имеет в виду предустановленную цель и, стремясь к ней во что бы то ни стало, увлекает за собой и истинное и ложное.

Обычное созерцание — правильный взгляд на земные обстоятельства — достается человеческому здравому смыслу по наследству; чистое созерцание внешнего и внутреннего встречается очень редко.

Обычное созерцание выражается в практическом чутье, в непосредственной деятельности; чистое — в символах, более всего математических, в числах и формулах, а в словах — изначально, иносказательно, в поэтических созданьях гения или в пословицах, созданных человеческим рассудком.

Далекое воздействует на нас через посредство предания. Обычное предание следует назвать историческим; более высокое, родственное фантазии, есть предание мифическое. Если за ним ищут нечто третье, какое-то значение, то оно превращается в мистику. Кроме того, оно легко становится сентиментальным, почему мы и усваиваем только радующее душу.

Если мы хотим, чтобы дело у нас поистине спорилось, надобно не упускать из виду действий

подготовительных,

сопровождающих,

содействующих,

вспомогательных,

способствующих,

усиливающих,

препятствующих,

последующих.

Созерцая, как и действуя, следует различать доступное и недоступное, иначе и в жизни, и в познанье немногого достигнешь.

«Le sens commun est le génie de l’humanité» [5] Здравый смысл — вот гениальность человечества (франц.). .

Этот здравый смысл, который следует признать гениальностью человечества, должен быть прежде всего рассмотрен в своих проявлениях. Исследовав, для чего использует его человечество, мы обнаружим следующее:

Жизнь человечества определяется потребностями. Если они не удовлетворены, человечество выказывает нетерпение; если удовлетворены, оно делается равнодушным. Следовательно, человек колеблется между этими двумя состояниями; свой рассудок — так называемый человеческий разум — он применяет к делу ради удовлетворения потребностей, а когда это достигнуто, перед ним возникает задача заполнить промежутки равнодушия. Ограничив себя ближайшими и необходимейшими пределами, человек и здесь достигает успеха. Но если потребности, возвысившись, выйдут из круга обыденности, то тут здравого смысла уже не хватит, он перестает быть гениальностью, и перед человечеством открывается область заблуждения.