Шарлотта Бронте - Секрет (сборник)

Он с той же горькой улыбкой повернулся и уже собрался идти прочь, как калитка со стороны парка отворилась и на лужайку вышла девушка. Наблюдателя сразу поразило бы сходство между нею, упомянутым портретом и человеком рядом с могилой. Она была лет семнадцати — восемнадцати, хрупкая, невысокого роста. Изящные руки, маленькие ступни и узкая талия прекрасно сочетались с белокурой головкой, высоким открытым лбом и большими карими глазами, сиявшими печально и кротко. Улыбалась она мягко, чарующе, платье было модное, темное по цвету и благородное по материалу. Да и во всем ее облике, меланхоличность которого вполне отвечала старинной усадьбе, вековой роще и древним лесам вокруг, сквозило надменное величие человека, стоявшего сейчас перед нею. К нему-то, как только его заметила, девушка и устремилась.

— Отец!

— Здравствуй, Мэри. Как видишь, дитя, я здесь. Впрочем, об этом мы еще поговорим. Веди меня в дом. Как там? Ах, Перси-Холл! — продолжал он, беря дочь под руку и направляясь к лужайке перед домом. — Скажи, Мэри, милая, все ли было хорошо с моего последнего приезда? Надеюсь, все тебя здесь слушались.

— О, конечно, иначе бы я написала.

— Точно?

— Да.

— Хм.

— Ах, отец, я так удивилась, когда вас увидела, но это была приятная неожиданность. Я столько мечтала о вашем возвращении, что уже почти отчаялась. Все ли у вас здоровы? Как миледи Элрингтон? А главное, как вы сами, отец? Остальные меня заботят мало.

— Ах, Мэри! Что ж, миледи в добром здравии. Обо мне можешь судить по виду. Я не приехал бы так скоро, если бы не… Очаровательный вечер. А почему на тебе касторовая шляпа — ты ходила в гости? Наверняка по парку ты, как и прежде, гуляешь без капора.

— Нет, я ни к кому не хожу. Я не так люблю общество, чтобы тратить на него погожий вечер. Нет, я, как всегда, гуляла с Роландом.

При этих словах огромный пес подбежал к ней, заметил высокого джентльмена, коротко, радостно залаял, узнав хозяина, прыгнул на него, облизал ему руки, сунулся в лицо и тут же умчался кругами носиться по парку, распугивая оленей.

— Дорогой отец! Почему вы не приезжаете к нам чаще — ведь вам здесь так рады, — проговорила дочь, с улыбкой заглядывая ему лицо.

— Молчи, дитя. Мне не нужен ничей привет, кроме твоего.

Утро, озарившее на следующий день Перси-Холл, было так же прекрасно, как угасший вчера вечер, так что все поля, леса и башни этого почти английского края белели от росы и сияли золотом в лучах солнца. Достопочтенная [81] Этот титул означает, что мисс Перси — дочь пэра. мисс Перси, согласно всегдашнему своему обычаю, встала рано, чтобы прогуляться по уединенным тропкам этой буколической местности. Ее всегдашний телохранитель Роланд, огромная шотландская борзая, весело бежал за юной госпожой, и под его защитой она неторопливо брела вперед. Большая шляпа закрывала лицо от солнца и прекрасно гармонировала с золотисто-каштановыми волосами, выразительными глазами и солнечной улыбкой. По тому, как ласково мисс Перси здоровалась со встречными крестьянами, по их сердечным, уважительным ответам видно было, как любят ее многочисленные отцовские арендаторы. В наших краях дамы лишены возможности снискать расположение селян раздачей душеспасительных брошюр, еды или одеял, так что единственный способ заслужить привязанность — улыбка и несколько добрых слов, сказанных на ходу. Большего здешний простой люд не просит, да и не желает. Миловидное личико, приятный голос и всегдашняя веселость «барышни из Перси-Холла» завоевали сердца этих грубых ирландцев [82] В мире Брэнуэлла и Шарлотты Веллингтония соответствует Ирландии — родине их отца. Африки. Если бы во время прогулки ее застиг ливень, два десятка сельских парней молнией бросились бы в усадьбу за экипажем. Все отцовские слуги, от домоправительницы до последней судомойки, от мажордома до садовника, любили ее так же искренне.

Однако со знатью и состоятельными людьми Стеклянного города Веллингтонии она была совсем иной. Титул и богатство отца, его власть и политическое влияние ставили Мэри Перси над самыми значительными людьми провинциальных Стеклянных городов, ведь, не будем забывать, короли, их семьи, сановники и вельможи — все обитали в Витрополе. Местное общество свидетельствовало ей почтение, приглашало ее на торжества, словно королеву, а молодые дамы брали с нее пример во всем, что касается моды и вкуса. Однако такого рода внимание оставляло ее равнодушной. Если она и приходила на светский раут (что случалось не часто), то держалась с холодной неприступностью, выражавшейся не в заносчивости манер, а в том, как она тихо занимала отведенное ей почетное место и равнодушно кивала тем, кто набивался ей в друзья. Роскошью выезда с ней могли соперничать многие, однако никто не умел так величественно пройти через толпу в шелках и атласе, по пути к карете, и ничей экипаж не трогался с таким шиком. А вдобавок ко всему, равнодушно простившись с теми, кто раболепно ловил малейшие знаки ее расположения, она тепло приветствовала кучера или лакея — и как же их ответные улыбки и веселые слова не походили на почтительное молчание именитых особ! И все же ее замкнутость не оскорбляла благодаря естественности манер и полному отсутствию спеси. Когда в зал входила, сверкая атласом и драгоценными камнями, важная (или претендующая на важность) особа, хозяйка, разумеется, тут же представляла ее достопочтенной мисс Перси, но если дама обращалась к ней как к равной или даже свысока, то достопочтенная мисс Перси, скользнув по гостье равнодушным взглядом, пожимала протянутую руку и, произнеся необходимую вежливую фразу, отворачивалась, будто они незнакомы. И это, читатель, равно относилось к титулованным и не титулованным; ни бархатное одеяние, ни шелковое платье не удостаивались от нее большего привета, чем алые щечки и домотканый передничек. Мы знаем, что ее отец, при всей своей ненависти и презрению к человечеству, не распространяет эти чувства на женщин, однако он клянется Сциллой, что если увидит, как женщина напускает на себя чванство, тщится занять мужское место и выказывает презрение к супругу, то своей рукой отсечет ей голову. Так вот, в его дочери не было и капли подобного зазнайства.