Альфред Хейдок: Рассказы

При последовавшей затем встрече К. обличила своего «учителя», точно указав час и минуты виденного ею через окно.

Врач понял, что изобличен, но ничуть не смутился.

— Если ты кому-нибудь повторишь то, что сейчас сказала мне, тебе никто не поверит, а ты будешь иметь огромные неприятности. Я тебя буду преследовать. По суду. Не забудь, что ты бывшая эмигрантка, и твоим словом одна вера, а мне, известному врачу, — другая.

Первое письмо младшего научного сотрудника (какого института неважно) Александра Николаева.

«Дорогая, любимая, желанная!..

Сегодня мне так остро не хватает тебя! Если бы ты знала, какие огромные неприятности у меня были и кок я нуждаюсь в ласковом прикосновении твоих рук! Ты могла бы сейчас подойти ко мне сзади, сидящему в кресле, и опустить свои нежные, белые руки по обе стороны моей шеи так, чтобы я мог ощутить и шеей и щеками атласность твоей нежной кожи. И не надо слов. Потом ты села бы мне на колени, обняв шею рукой, а я стал бы тебе рассказывать… Нет, не о неприятностях, а о мечте, овладевшей мною. Я хочу написать картину, посвященную Великой Матери Мира, вседающей — Той, от Которой все происходит. Знаешь, это будет горный кряж, загнувшийся подковообразно. Горы густо поросли кедрами и лиственницей, кое-где проглядывают желтовато-красные отвесные утесы. В середине подковы возвышается, как опрокинутая чаша, холмик, а на нем — из белого мрамора статуя Женщины. Как перст на зеленом фоне гор она вонзает… нет, указует на голубое небо. Благостной любовью, нежностью и состраданием сияет каждая черточка ее величавого лица. Правая рука приподнята так, чтобы приходящий сюда молиться мог стать под ее распростертой дланью, излучающей мир и благовоние. На пьедестале из черных гранитных глыб — букеты цветов и венки. Их приносят сюда влюбленные девушки и юноши.

Эх, размечтался и так живо ощутил твое присутствие, тепло твоего сердца, твое сочувствие, что от моих неприятностей уже не остается и следа, — я снова силен. И это потому, что ты так добра ко мне и все хорошо понимаешь…

Это ничего, что я не знаю ни твоего имени, ни места, где ты живешь, и даже не знаю, как ты выглядишь. Не может быть, чтобы ты не существовала, когда я существую. Ведь мы когда-то были едины и лишь потом нас разъединила неведомая сила. Как долго затем мы блуждали в веках в поисках друг друга и всегда ошибались.

Я знаю, что ты так же тоскуешь обо мне, как я о тебе. Мы должны встретиться, и встретимся. Когда это будет, не знаю. Я буду писать тебе каждый раз, когда серые тени окружат меня по вечерам в моем одиночестве и начнут нашептывать, что нет никаких идеалов, ради которых стоило бы чем-то жертвовать, что человек живет только один раз, и поэтому главное, не упустить наслаждения, где только к этому представляется хотя бы самая малая возможность, в особенности в отношениях мужчин к женщинам и женщин к мужчинам, дескать, никакой возвышенной любви нет, есть только физиологическая потребность, научно оправданная и необходимая для правильного функционирования организма. Они всегда в таких случаях напирают на науку, которая якобы все знает…

Каждый раз в таких случаях я буду писать тебе, моя любимая, ведь ты чистая, ты любишь меня, как и я тебя, и поэтому ты святая! Я еще не вижу тебя, но свет твой уже чудится мне вдали, и доносится волнующий аромат твоих волос. Как сказал величайший поэт нашего века А. Блок:

Письма я буду складывать в папку, а пространство донесет их содержание до тебя в виде крылатых мыслеформ, таких же красивых и полных сладостного томления, как красива моя любовь к тебе, как красива ты сама, моя ненаглядная.

P.S. Так я буду подписываться, пока ты не дашь мне другого ласкательного имени, которое тебе подскажет любовь, ведь ты тоже любишь меня, и не может быть иначе».

Второе письмо Александра Николаева.