Ричард Райт - Сын Америки

– Слушаю, мистер Долтон.

– А в половине девятого, Биггер, вы повезете мисс Долтон в университет и там ее подождете, – сказал мистер Долтон.

– Да, сэр.

– Ну, вот и все.

– Да, сэр.

– Идите за мной, – сказала Пегги.

Биггер встал, взял свою кепку и пошел за Пегги через длинный коридор в кухню. Там пахло едой, на плите что-то кипело в кастрюлях.

– Садитесь вот тут, – сказала Пегги, очищая для него место за выкрашенным белой краской столом. Он сел и положил кепку на колени. Здесь он чувствовал себя немного лучше, чем в парадной половине дома, но все-таки еще не совсем хорошо.

– Обед еще не готов, – сказала Пегги. – Вы яичницу с ветчиной любите?

– Да, мэм.

– А кофе?

– Да, мэм.

Он сидел, оглядывая белые стены кухни, а женщина за его спиной звенела посудой.

– Вам мистер Долтон говорил про отопление?

– Нет, мэм.

– Ах, он, верно, позабыл. Это тоже будет ваше дело. Я вам покажу, где котельная.

– Я, значит, должен топить котел, мэм?

– Да. Но это нетрудно. Вам когда-нибудь приходилось?

– Нет, мэм.

– Ну ничего, выучитесь. Да тут и учиться нечему.

– Да, мэм.

Пегги казалась добродушной, но, может быть, это она просто прикидывалась, чтоб свалить на него часть своей работы. Ладно, там видно будет. Если она станет нахальничать, он поговорит об этом с мистером Долтоном. Запахло жареной ветчиной, и он вдруг почувствовал, что очень голоден. Он забыл купить себе сандвичей на деньги, которые мать дала ему, и с самого утра ничего не ел. Пегги поставила перед ним тарелку, сахар, сливки, хлеб, положила нож и вилку, потом принесла яичницу с ветчиной.

– Захотите, можно еще поджарить.

Яичница была вкусная. Нет, тут, верно, будет неплохо. Пока что ему все нравилось – кроме только этой сумасшедшей. Он жевал яичницу с ветчиной и каким-то отдаленным уголком сознания удивлялся тому, как эта дочка богача непохожа на дочек и жен богачей из кинофильмов. В женщине, которую он сегодня видел на экране, ничего не было пугающего, она отлично укладывалась в его мысли и представления, тогда как эта все переворачивала вверх дном, вмешивалась, куда не следовало, и, что самое странное, говорила и держалась так просто и непосредственно, что окончательно сбила его с толку. Он совсем позабыл про Пегги и, когда от яичницы ничего не осталось, взял ломоть мягкого хлеба и принялся вытирать им тарелку, откусывая большие куски.

– Хотите еще?

Он перестал жевать и отложил хлеб. Ему неприятно было, что она это видела, обычно он делал так только дома.

– Нет, мэм, – сказал он. – Я сыт.

– Ну как вам тут, нравится? – спросила Пегги.

– Да, мэм, нравится.

– Здесь место хорошее, – сказала Пегги. – Лучше и искать не надо. Раньше у нас тоже был шофер-негр, так тот десять лет прослужил.

Биггер удивился, почему она сказала «у нас». Верно, она уж тут своя в доме, подумал он.

– Десять лет? – переспросил он.

– Да, ровно десять. Его фамилия Грин. Очень хороший шофер.

– А почему он ушел?

– О, он молодец, этот Грин. Поступил на службу в учреждение. Он тут посещал вечерние курсы, миссис Долтон его устроила. Миссис Долтон всегда обо всех печется.

Это Биггер уже знал. По ему никаких вечерних курсов не надо. Он посмотрел на Пегги; она мыла посуду, наклонясь над раковиной. Ее слова задели его, и он чувствовал необходимость сказать что-нибудь.

– Да, видно, он молодец, мэм, – сказал он. – Но десять лет – долгий срок.

– Ну, не такой уж долгий, – сказала Пегги. – Я вот тут уже двадцать лет. Я никогда не любила менять места. И всегда говорю: попал на хорошее место, так и держись за него.

Биггер ничего не ответил.

– У нас тут попросту, – сказала Пегги. – Хозяева хоть и миллионеры, а живут без затей. Не ломаются и не важничают. Миссис Долтон считает, что люди должны быть прежде всего людьми.

– Да, мэм.

– Они добрые христиане и считают, что все должны работать и жить честно. Многие удивляются, что у нас так мало прислуги, а нам больше не надо. Мы живем одной семьей.

– Да, мэм.

– Мистер Долтон – добрый человек, – сказала Пегги.

– О да, мэм. Очень.

– И он очень много добра делает вашим.

– Моим? – удивился Биггер.

– Ну да, неграм. Он целых пять миллионов пожертвовал на негритянские школы.

– Пять миллионов!

– А уж миссис Долтон – сама доброта. Если б не она, он, может, и не был бы таким. Это ведь через нее он разбогател. Когда он женился на ней, она принесла ему миллион в приданое. Ну понятно, потом он и сам немало нажил на недвижимости. Но большая часть денег – ее. Она ведь слепая, бедняжка. Уже десять лет, как ослепла. Вы ее видели?