Ричард Райт - Сын Америки

– А, увидел!

– Смотрит, смотрит!

Лица и глаза вокруг него были совсем не такие, как у черного проповедника, когда тот говорил об Иисусе и любви его, о его смерти на кресте. Крест, о котором рассказывал проповедник, был кровавый, а не огненный; утешительный, а не грозный. Он внушал благоговение, изумление, а не ужас. Думая о нем, хотелось встать на колени и плакать, а этот крест вызывал желание клясть и убивать. Биггер вспомнил о крестике, который проповедник надел ему на шею; он почувствовал его на груди, маленький образ того же креста, который горел на крыше, и ледяной ветер с яростным, свистом разметывал язычки огня по холодному синему небу.

– Сжечь его!

– Убить его!

Он вдруг понял: то был не крест Иисуса, то был крест ку-клукс-клана. Крест, висевший у него на шее, говорил о спасении, а они жгли на крыше другой, чтобы он узнал, как они ненавидят его.

Нет! Он не хочет! Значит, проповедник обманул его. Он почувствовал, что предан. Ему захотелось сорвать с шеи крест и бросить. Его втащили в машину, и он сел между двумя полисменами, по-прежнему глядя с испугом на горящий крест. Завыли сирены, и машины плавно понеслись по запруженным народом улицам; крест на груди причинял Биггеру боль, точно нож, направленный в сердце. У него сводило пальцы от желания сбросить его; ему казалось, что это дурной, колдовской талисман, который теперь наверняка накличет на него смерть. Машины, все так же одна за другой, проехали по Стэйт-стрит, потом повернули к западу, на Двадцать шестую. Прохожие на тротуарах останавливались и смотрели им вслед. Минут через десять шофер затормозил у высокого белого здания; Биггера повели по лестницам, по длинным коридорам и наконец втолкнули в камеру. С него сняли наручники, дверь захлопнулась со звоном. Полисмены не уходили и с любопытством разглядывали его.

Задыхаясь, не помня себя, он рванул рубашку на груди. Он схватился за крест и сдернул его с шеи. Он швырнул его в угол, выкрикнув вдогонку проклятие, похожее на стон:

– Не надо мне!

Полисмены ахнули и недоуменно уставились на него: – Ты что делаешь, разве можно? Это же твой крест! – Я и без креста могу умереть!

– Тебе теперь, кроме бога, надеяться не на кого. Подумай о своей душе!

– Нет у меня души!

Один из полисменов подобрал крест с пола и протянул ему: – Возьми надень. Это ведь крест божий! – Не надо мне его!

– Брось, не уговаривай! – сказал другой полисмен. Они бросили крест на пороге и ушли. Он поднял его и снова отшвырнул. Он устало прислонился к решетке, обессиленный. Чего они хотят от него? Он услышал шаги и поднял голову. По коридору шел белый человек, а за ним негр. Он выпрямился и замер. Это был старик проповедник, тот самый, что приходил к нему утром. Белый человек стал возиться с замком, отпирая камеру.

– Уходите! – закричал Биггер.

– Сын мой, – попробовал увещевать его проповедник.

– Уходите!

– Что с тобой, сын мой?

– Забирайте своего Иисуса и проваливайте!

– Опомнись, сын мой. Ты сам не знаешь, что говоришь. Дай мне помолиться за тебя!

– За себя молитесь!

Белый сторож схватил проповедника за рукав и сказал, указывая на крест на полу:

– Смотрите, преподобный, он бросил свой крест.

Проповедник посмотрел и сказал:

– Не плюй в лицо господу, сын мой!

– Я сейчас вам плюну в лицо, если вы не отстанете, – сказал Биггер.

– Его красные накрутили, – сказал сторож и благочестиво притронулся пальцами ко лбу, груди, правому плечу, а потом левому: он осенял себя крестным знамением.

– Враки! – закричал Биггер. Слова, кипя, выплескивались из него, и он сам был похож на пылающий крест. – Я вам говорю, уходите! Если вы сюда войдете, я вас убью! Оставьте меня в покое!

Старый негр спокойно нагнулся и, просунув руку сквозь решетку, достал крест. Сторож повернул ключ в замке, и дверь распахнулась. В ту же минуту Биггер подскочил, вцепился в стальные прутья двери и яростно толкнул ее назад. Дверь захлопнулась с такой силой, что сбила проповедника с ног. Отголоски удара стали о сталь разнеслись, перекатываясь, по коридору и замерли где-то далеко.

– Уж лучше вы его не трогайте, – сказал сторож. – Видите, совсем взбесился.

Проповедник медленно поднялся и подобрал с вола свою шляпу, Библию и крест. Он постоял с минуту, потирая ладонью ушибленное лицо.

– Будь по-твоему, сын мой. Оставляю тебя наедине с господом, – вздохнул он и бросил крест обратно в камеру.

Проповедник зашагал по коридору. Сторож пошел за ним следом. Биггер остался один. Его волнение было так велико, что он ничего не видел и не слышал. Постепенно напряжение ослабло. Он увидел крест, схватил его и долго держал, крепко сжимая в пальцах. Потом он размахнулся и швырнул его сквозь решетку. Крест негромко стукнул о стену коридора и упал на цементный пол.