Джек Лондон: Рассказ укротителя леопардов

Взгляд у него был мечтательный, отсутствующий, а в
его печальном и в то же время настойчивом голосе, нежном, как у девушки, казалось, звучала какая-то безмятежная, затаенная меланхолия. Он был укротителем
леопардов, но по его внешнему облику сказать этого было нельзя. Его основное занятие в жизни, где бы он ни
жил, заключалось в том, что он на глазах у многочисленных зрителей входил в клетку с леопардами и вызывал
у публики нервную дрожь своими дерзкими трюками,
за которые его хозяева платили ему тем больше, чем
больше страха он нагонял на зрителей.

Как я уже говорил, с виду он никак не был похож
на укротителя. Он был узок в плечах и бедрах, анемичен
и погружен не то чтобы в уныние, а скорее в легкую и
приятную грусть, которая, по-видимому, совсем не тяготила его. Целый час я пытался выудить у него что-нибудь интересное, но он, казалось, был лишен воображения. Он не видел в своей замечательной профессии ни
романтики, ни подвигов, ни ужасов… ничего, кроме будничного однообразия и бесконечной скуки.

Львы? Да, он укрощал их. Это пустяки. Не надо
только входить к ним в пьяном виде. Любой человек может осадить льва с помощью простой палки. Однажды
он укротил льва за полчаса. Бейте его по носу всякий
раз, когда он изготовится для прыжка, а если он схитрит и захочет броситься с опущенной головой, что ж, выставьте вперед ногу. А когда он попытается схватить вас
за ногу, уберите ее и снова бейте по носу. Вот и все.

Все с той же отрешенностью в глазах, продолжая говорить все так же мягко и тихо, он однажды показал
мне свои шрамы. Их было немало, самый свежий был
на плече, которое тигрица прокусила до кости. Я заметил на его куртке тщательно заштопанные дыры. Его
правая рука до самого локтя выглядела так, словно ее
пропустили через молотилку, клыки и когти не оставили на ней живого места. Но это пустяки, сказал он, только вот старые раны немного беспокоят в дождливую погоду.

Вдруг он что-то вспомнил, и лицо его прояснилось,
потому что он и в самом деле-так же горячо хотел рассказать мне что-нибудь интересное, как и я услышать
его рассказ.

— Вы, наверное, слышали об укротителе львов, которого ненавидел один человек? — спросил он.

Укротитель замолчал и задумчиво поглядел на больного льва, сидевшего в клетке напротив.

— У него болят зубы… — пояснил он. — Так вот лучшим номером этого укротителя было, когда он засовывал
голову в пасть ко льву. Человек, который ненавидел его,
посещал каждое представление в надежде когда-нибудь
увидеть, как лев сомкнет челюсти. Он ездил за цирком
по всей стране. Годы шли, он постарел, постарел укротитель львов, состарился и лев. И вот однажды, сидя в
первом ряду, он увидел то, что ожидал. Лев сомкнул челюсти, и доктора звать не потребовалось.

Укротитель леопардов мельком посмотрел на свои
ногти, и взгляд этот можно было бы назвать критичным,
если бы он не был таким грустным.

— Вот это, я считаю, терпение, — продолжал он, — у
меня такой же характер. Но я знал одного парня, у которого был совсем иной нрав. Это был маленький, тощий, плюгавый французик, шпагоглотатель и жонглер.
Де Виль — так он называл себя. И у него была хорошенькая жена. Она работала на трапеции и прыгала
из-под купола на сетку, делая на лету сальто. Красивый номер!

Де Виль был горяч и скор на расправу, как тигр. Однажды, когда инспектор манежа обозвал его то ли лягушатником, то ли еще чем похуже, француз толкнул его
к щиту из мягких сосновых досок, в который метал ножи, и, не дав тому опомниться, тут же на глазах у всех
стал с необычайной быстротой метать ножи, вгоняя их
в дерево так близко к телу, что они пронзали одежду
и прихватывали кожу.

Клоунам пришлось потом вытаскивать ножи, чтобы
освободить инспектора. После этого стали поговаривать
о том, что Де Виля надо остерегаться, и с его женой
все были только вежливы, никто не осмеливался оказывать ей больших знаков внимания. А она была лукавая
штучка и сама не прочь поразвлечься, да только все
боялись Де Виля.

Но был в цирке один человек по имени Уоллес, так
тот ничего не боялся. Он был укротителем львов, и у него был тот же самый номер с засовыванием головы в
львиную пасть. Он мог бы засунуть свою голову в пасть
любому льву, но предпочитал проделывать этот номер с
Августом, огромным добродушным животным, на которого можно было всегда положиться.

Как я уже говорил, Уоллес (мы звали его «король
Уоллес») не боялся ничего и никого на свете. Это был
настоящий король. Я видел, как он, выпивши, на пари
вошел в клетку к разозлившемуся льву и без всякой палки выбил из него дурь. Колотил его кулаком по носу,
вот и все.