Робертсон Дэвис - Лира Орфея

Конечно, всем стало любопытно, кто эта уважаемая гостья, но завкафедрой сказал, что об этом рано говорить, так как еще ничего не решено. Как обычно, преподавательский состав решил продемонстрировать безупречность своей научной этики, для чего принялся препираться и дискутировать.

— Эта самая опера как работа на звание кандидата, — сказал профессор музыковедения, — кто знает, что там потребуется сделать? Меня как-то не впечатляет это стремление закончить то, что по воле судьбы осталось незаконченным.

— Да, но следует признать, что подобные проекты бывали, и вполне успешные, — сказал другой музыковед, который не любил первого. — Дженет Джонсон превосходно реконструировала «Путешествие в Реймс» Россини. А Дерик Кук завершил Десятую симфонию Малера. Эта девушка хочет совершить шаг вперед, а не назад. Показать нам Гофмана, какого никто никогда не слышал.

— Я слушал одну оперу Гофмана в Германии, — думаю, больше никто из присутствующих не может этим похвалиться. Не сказал бы, что она внушила мне желание услышать еще одну. Эти оперы начала девятнадцатого века по большей части весьма посредственны.

— А, но тут может быть вина либреттиста, — сказал его враг, который действительно в жизни не слышал ни единой ноты, написанной Гофманом, но специализировался по либретто — это была уютная узкая ниша, где никто не стал бы оспаривать его авторитет. — Как выглядит либретто этой оперы?

Этот вопрос, адресованный Уинтерсену, позволил ему продемонстрировать качества, отличающие завкафедрой от рядовых преподавателей. Он, по правде сказать, не знал ничего о либретто Гофмана и не стал притворяться, что знает; но если собеседники на основании его слов решат, что он видел либретто, это уже их проблемы.

— Прежде чем мы сможем удовлетворительно ответить на этот вопрос, предстоит проделать определенную работу, — сказал он. — Разумеется, мы позаботимся о том, чтобы и этой стороне проекта было уделено должное внимание. Мы не специалисты по литературе. Нам придется организовать для Шнак комиссию с участием кого-нибудь с кафедры сравнительного литературоведения.

Раздался всеобщий стон.

— Да, я знаю, — сказал завкафедрой. — Но следует признать, что они очень тщательно подходят к делу. Я собирался пригласить профессора Пенелопу Рейвен. Все согласны?

Поскольку собранию нужно было решить и другие вопросы, а уже близилось время, когда преподаватели ощущают потребность выпить перед ужином, все согласились.

Профессор Рейвен вовсе не обрадовалась, когда ее попросили войти в комиссию, руководящую написанием диссертации на кафедре музыковедения. Ей предстояло стать единственным членом комиссии, не имеющим отношения к музыке, а она знала, что чужакам в такого рода научных группах положено держаться скромно, не лезть не в свое дело и в то же время придавать комиссии и всем ее делам размах и респектабельность. Судя по всему, это будет означать кучу работы и очень мало удовлетворения. Но, отобедав в профессорском клубе со старым другом Симоном Даркуром и испив свою половину бутылки вина, Пенелопа стала по-другому смотреть на вещи.

— Я не знала, что и ты участвуешь в проекте. Это, конечно, многое меняет.

— Я не участвую в нем как исследователь, но имею определенное влияние на ход проекта, — сказал Симон.

Затем он сообщил Пенни под большим секретом — зная, что информация утекает из нее, как из дырявого решета, — про Фонд Корниша, его решение поддержать Шнак и намерение представить «Артура Британского» на сцене. Он также сказал, что все изыскания Пенелопы в области либретто для «Артура» будут щедро оплачены фондом. Это все меняло.

— Проблема только в том, что либретто, кажется, очень отрывочно, — объяснил Даркур.

— Что именно у вас есть?

— Я взглянул мельком; если честно, у нас нет почти ничего. И я даже боюсь гадать, какова вероятность что-нибудь нарыть. Это будет непростое дело.

— С моим талантом исследователя и деньгами, которые у тебя в распоряжении, можно добиться многого, — сказала Пенни, нахохлясь, как сова. — Я тоже поглядела, и тоже мельком, как ты, и там на самом деле ничего нет, кроме нескольких заметок по-немецки, рукой самого Гофмана, потому что он записывал много всяких музыкальных отрывков, которые собирался использовать. Я полагаю, что где-то лежит настоящее либретто, которое я не видела. Насколько мне известно, между Гофманом и английским либреттистом произошел какой-то спор, почти что ссора.