Джозеф Конрад - На отмелях

Море побеждало свет. Наконец от солнца остался только огненный отсвет, блиставший над водой подобно далекой искре. Искра как бы замерла и затем вдруг погасла, словно прихлопнутая чьей-то вероломной рукой.

— Зашло! — воскликнул Лингард, все время наблюдавший и все же пропустивший последний миг, — Зашло! Посмотрите-ка на часы в каюте, Шо!

— Часы, кажется, верны, сэр. Три минуты седьмого.

Рулевой звонко прозвонил четыре раза в колокол. Другой босоногий матрос неслышно двинулся с противоположного конца кормы, чтобы сменить рулевого, а серанг брига поднялся по лестнице, чтобы стать на дежурство вместо Шо. Он подошел к компасу и молча ждал приказаний.

— Когда будет ветер, серанг, держи курс на юго-восток, — отчетливо произнес Шо.

— Юго-восток, — с солидной серьезностью повторил пожилой малаец.

— Дай мне знать, когда бриг начнет трогаться, — прибавил Лингард.

— Слушаю, туан, — отвечал малаец, бросая быстрый взгляд на небо. — Ветер будет, — тихо добавил он.

— Я тоже так думаю, — пробормотал Лингард как бы про себя.

Тени быстро окутывали бриг. Из каюты высунул голову мулат и крикнул:

— Готово, сэр!

— Давайте перекусим чего-нибудь, Шо, — сказал Лингард. — Но прежде чем пойдете вниз, поглядите кругом. Когда мы выйдем на палубу, будет уже совсем темно.

— Слушаю, сэр, — ответил Шо, беря длинную подзорную трубу и прикладывая ее к глазам. — Чертова вещь, — отрывисто повторял он, вдвигая и выдвигая трубки, — я почему-то никогда не могу… Ну, вот, наконец-то, есть!

Он стал понемногу поворачиваться на каблуках, держа конец срубки на линии горизонта. Затем он со щелканьем сложил трубку и решительно произнес:

— Ничего не видно, сэр!

И, довольно потирая руки, спустился вниз вслед за капитаном.

Некоторое время на корме брига не было слышно ни звука. Затем дежурный рулевой сонно проговорил:

— Малим сказал, что в море ничего не видать?

— Да, — пробурчал серанг, не оглядываясь на рулевого.

— Между островами плыла лодка, — тихо произнес матрос.

Серанг, заложив руки за спину и слегка расставив ноги, стоял прямо и неподвижно у компаса. Его лицо, теперь едва видное, было столь же лишено выражения, как дверца несгораемого шкапа.

— Послушай-ка, что я скажу, — кротким голосом настаивал рулевой.

Серанг не шелохнулся. Матрос немного нагнулся к нему с высоты своей рулевой решетки.

— Я видел лодку, — пробормотал он с мягкой настойчивостью, похожей на настойчивость любовника, просящего поцелуя. — Я видел лодку, Хаджи Васуб! Да! Хаджи Васуб!

Серанг дважды совершал паломничество в Мекку и не был нечувствителен к звукам своего законного титула. [3] Хаджи — титул, даваемый людям, побывавшим в Мекке. (Примеч. пер.) На его лице появилась хмурая улыбка.

— Ты видел плавучее дерево, Сали, — сказал он с иронией.

— Меня зовут Сали, и глаза мои видят лучше, чем заколдованная медная трубка, которую далеко вытягивают, — отвечал упрямый рулевой. — Я видел лодку как раз у восточного острова. Я видел лодку, и люди в ней могли заметить корабль на западе, потому что он стоял против света, — если только это не слепцы, потерявшиеся в море. Я видел ее. Ты тоже видел ее, Хаджи Васуб?

— Разве я толстый белый человек? — ворчливо проговорил серанг. — Я был моряком еще раньше, чем ты родился, Сали. Нам приказано молчать и смотреть за рулем, чтобы с кораблем не приключилось чего плохого.

После этих слов он опять замер в своем окаменелом бесстрастии.

Слегка расставив ноги, он стоял, прямой и застывший, сбоку от ящика с компасом. Глаза его беспрерывно переходили от освещенного компаса к призрачным парусам брига, а тело не шевелилось ни одним мускулом, точно оно было сделано из дерева и врублено в остов судна. С такой напряженной и чуткой бдительностью стоял на вахте неусыпно бодрствующий Хаджи Васуб, серанг брига «Молния», раб долга.

Через полчаса после заката солнца тьма окончательно завладс ла землей и небом. Острова растаяли во мраке ночи. И на водной глади проливов маленький бриг, казалось, глубоко спал, закутан ный в благоуханную мантию молчания и звездного света.

Лингард вышел на палубу в половине девятого. Шо, одетый теперь в пальто, ходил мелкими шажками взад и вперед по корме, оставляя позади себя запах табачного дыма.

Искра, то потухавшая, то разгоравшаяся, точно сама неслась впереди перед округлыми очертаниями его головы. Распростершийся над мачтами брига ясный небесный свод был полон мерцающих огней, словно там, в высоте, чьи-то мощные дыхания колышут пламя звезд. На палубе брига было тихо, и лежавшие на ней тяжелые тени, казалось, скрывали чьи-то притаившиеся фигуры, молча дожидавшиеся какого-то решительного события. Лингард чиркнул спичкой, чтобы зажечь сигару, и его энергичное лицо с прищуренными глазами выделилось на миг из мрака ночи и сразу исчезло. Теперь по корме задвигались две призрачных фигуры и два красных огонька. Более широкое, но более бледное овальное пятно света, отбрасываемое лампами компаса, лежало на медных частях рулевого колеса и на груди стоявшего у руля малайца. Голос Лингарда, как бы не в силах одолеть необъятного молчания моря, звучал придушенно и очень спокойно, без обычной раскатистости.