Джозеф Конрад - Победа

Гейст был страшно поражен, он узнал об этом от конторы «Тесман» на Молуккских островах; после этого он на некоторое вовремя исчез. Говорят, что он отправился в Амбойну, к одному голландцу, правительственному врачу и своему другу, который приютил его в своем бунгало. Потом он внезапно появился снова с ввалившимися глазами и таким видом, точно ожидал, что его станут обвинять в смерти Моррисона.

Наивный человек! Как будто кому-нибудь могло прийти в голову… Люди, возвращавшиеся на родину, совершенно переставали нас интересовать. Они уже не шли в счет. Уехать в Европу — это было почти так же безвозвратно, как отправиться на тот свет. Человек переставал существовать для мира случайностей и приключений.

И действительно, большинство из нас услышало об этой смерти лишь несколько месяцев спустя, от Шомберга. Он ни за что ни про что ненавидел Гейста и выдумал гнусную клевету, которую нашептывал нам на ухо.

— Вот что значит якшаться с этим субъектом! Он выжимает вас, словно лимон, потом швыряет прочь; он отправляет вас на родину умирать. Пусть участь Моррисона послужит вам уроком!

Разумеется, мы только смеялись над мрачными намеками трактирщика. Некоторые из нас слышали, будто Гейст собирался поехать в Европу, чтобы лично подтолкнуть угольное предприятие. Но он так и не уехал; ему не пришлось этого делать: Общество организовалось без него, и его назначение директором в тропиках пришло к нему по почте.

С самого начала он избрал главным пунктом Самбуран, или Круглый остров. Несколько экземпляров распространявшихся в Европе проспектов попало на Восток и ходило по рукам. Мы сильно восхищались приложенной к ним для сведения акционеров картой. Самбуран красовался на ней как центральный пункт восточного полушария, и название его было напечатано огромными заглавными буквами. Толстые линии, разбегавшиеся во всех направлениях, пересекая тропики, образовывали таинственную и могущественную звезду — линии влияния или сообщения или чего-то в этом роде. Организаторы предприятий обладают особой фантазией. Нет на свете более романтического темперамента, чем у них. Прибыли инженеры; привезли кули, [1] Кули — китайские рабочие. на Самбуране построили бунгало; на склоне холма вырыли шахту и, действительно, обнаружили немного угля.

Эта процедура произвела впечатление на самые недоверчивые умы, и в течение некоторого времени на островах только и было разговора, что о Тропическом Акционерном Обществе; даже те, которые посмеивались, лишь старались скрыть свою тревогу. Да, да! Это таки пришло, и каждому очевидно были последствия этого успеха, он означал гибель мелкой торговли, которую задушит наплыв пароходов. Мы не были в состоянии приобретать пароходы. И Гейст — управляющий!

— Вы ведь знаете: Гейст, Гейст Околдованный!

— Да что вы! Он ведь только слонялся тут, насколько можно запомнить!

— Да, он говорил, что ищет фактов. Вот он и нашел здесь такой факт, который всех нас прикончит, — с горечью замечал один.

— Это называется прогрессом… Чтоб его черт побрал! — ворчал другой.

Никогда еще в тропиках не говорили так много о Гейсте.

— Ведь он, кажется, шведский барон или что-то в этом роде?

— Он — барон? Да полноте, это смешно!

Что касается меня, то я нисколько не сомневался, что он барон. Он сказал мне это сам в одном особом случае в то время, когда он еще бродил по Островам, загадочный и презираемый, как призрак без всякого значения. Это было задолго до того, как он материализовался в столь страшном облике разрушителя нашей мелкой торговли. Говорить о Гейсте как о враге сделалось довольно распространенной модой. Теперь он стал вполне конкретным и видимым. Он носился из одного конца Архипелага в другой, перепрыгивая с одного местного почтового парохода на другой, словно это были товарные вагоны; он был здесь и там, повсюду, и изо всех сил занимался организацией. Мечтательности больше не было места. Это была настоящая работа. И это внезапное проявление действенной энергии лучше побеждало недоверие самых упорных скептиков, нежели научные доказательства ценности угольных месторождений. Такая деятельность импонировала. Один лишь Шомберг устоял против заразы. Высокий, величественный, с пышной бородой, он подходил, держа в своей грузной лапе стакан пива, к какому-нибудь столику, за которым обсуждался жгучий вопрос, слушал некоторое время, потом бросал свое неизменное уверение:

— Все это очень красиво выглядит, господа, но ему не удастся пустить мне в глаза свою угольную пыль. Под этим решительно ничего нет. Подумайте, под этим не может быть ничего, подобный человек — директор! Тьфу!