Джозеф Конрад - Победа

Гейст спокойно посмотрел назад, немного попятился и сел в ногах походной кровати. Поставив на колено локоть, он подпер подбородок ладонью и, казалось, обдумывал ответ на эту речь. Прислонясь к стене, мистер Джонс явно ожидал его хода. Обманувшись в своих ожиданиях, он решил заговорить сам. Ему необходимо было подвигаться вперед с величайшей осторожностью из боязни, что гость начнет «лягаться», как говорил Рикардо, — а это было бы весьма нежелательно. Он повторил:

— Я человек, с которым приходится считаться.

Тот продолжал смотреть в пол, словно был в комнате один. Снова наступило молчание.

, - Так вы много слышали обо мне? — спросил наконец Гейст, поднимая глаза.

— Я думаю! Мы стояли в гостинице Шомберга.

— Шом…

Гейст задумался на середине слова.

— В чем дело, мистер Гейст?

— Ничего. Тошно стало, — проговорил Гейст покорно.

Потом, возвращаясь к своему мечтательному равнодушию, он прибавил:

— Что вы хотите сказать, говоря, что с вами приходится считаться? — спросил он немного погодя, так спокойно, как только мог. — Я вас совсем не знаю.

— Мы, очевидно, принадлежим к одному и тому же кругу общества, — начал мистер Джонс с ленивой иронией.

В самом деле он был осторожен, насколько мог.

— Что-то изгнало вас из него… Оригинальность взглядов, может быть. Или же ваши наклонности.

Мистер Джонс улыбнулся бледной улыбкой. В спокойном состоянии его лицо носило странный характер: извращенной и утомленной суровости, но, когда он улыбался, оно принимало неприятно детское выражение. Громыхание грома усилилось, наполнило комнату, потом замерло в отдалении.

— Вы как будто не совсем ясно понимаете создавшееся положение, — снова начал мистер Джонс.

На самом деле, несмотря на эти слова, он считал, что дело принимает весьма удачный оборот. У этого человека не хватало мужества перейти к физической борьбе. Он продолжал вслух:

— Послушайте! Вы же не можете рассчитывать поступать всегда по-своему. Вы ведь человек из общества…

— А вы? — неожиданно спросил Гейст. — Кто же вы такой?

— Я, сэр?.. В некотором смысле я само общество, явившееся к вам с визитом… В другом, я изгнанник, почти объявленный вне закона… Если вы предпочитаете менее материалистическое определение, я своего рода судьба… возмездие, ожидающее своего часа…

— Дал бы бог, чтобы вы оказались бандитом самого вульгарного сорта! — сказал Гейст, поднимая на него свой невозмутимый взгляд. — В таком случае с вами можно было бы говорить откровенно и рассчитывать на некоторую человечность… Тогда как…

— Я, как и вы, ненавижу всякое насилие и жестокость, — за явил мистер Джонс, томная поза которого у стены шла вразрс i с его твердым голосом, — Вы можете спросить у Мартина, прам да ли это. Наш век — век гуманности, мистер Гейст. Это также век предрассудков. Я позволил себе сказать, что вы свободны oi них. Не будьте же скандализованы, если я вам скажу без обиня ков, что мы претендуем на ваши деньги или что я претендую, если вы предпочитаете возложить ответственность на меня од ного. Педро, само собою разумеется, знает о наших намерениях не больше, чем могло бы знать какое-либо животное. А Рикардо принадлежит к породе преданных слуг: он слился со всеми мои ми мыслями, со всеми моими желаниями, даже с моими капризами.

Мистер Джонс вынул левую руку из кармана, вытащил из другого кармана носовой платок и стал вытирать испарину на лбу, шее и подбородке. Вследствие волнения делались заметными его дыхательные движения. В своем длинном халате он походил на выздоравливавшего, который не рассчитал своих сил. Очень спокойный, мощный, широкоплечий, Гейст наблюдал за ним, опустив руки на колени.

— Кстати, где он сейчас, ваш секретарь? — спросил он. — Занят взламыванием моего бюро?

— Это было бы грубо. Но грубость — одно из условий жизни.

В голосе патрона Рикардо звучал легкий оттенок иронии.

— Это возможно, — продолжал он, — но маловероятно. Мартин несколько груб, это верно. Этот человек не в вашем духе, мистер Гейст. Правду сказать, я не знаю в точности, где он. Он с некоторых пор немного загадочен, но пользуется моим доверием. Нет, не вставайте, мистер Гейст!

Мрачное выражение его лица невозможно было разгадать. Сделавший легкое движение Гейст был поражен всем, что в нем сказалось.

— У меня не было ни малейшего намерения встать, — сказал он.

— Сидите, пожалуйста, — настаивал мистер Джонс томным голосом, но с огоньком решимости в черных безднах глаз.