Оноре Бальзак - Столетний старец, или Два Беренгельда

Мелькнувший вдалеке свет заставил ее бежать вперед с немыслимой скоростью, она услышала глухой шум, производимый множеством голосов, и помчалась туда, откуда доносились звуки, которые, как ей почудилось, стремительно приближались к ней.

Желая скорей достичь цели, она прильнула (чтобы исполниться сил) к тени Столетнего Старца; не видя и не слыша его, она тем не менее знала, что он был рядом. Почувствовав себя бестелесной и ощутив в себе неведомую энергию, подобную животной физической силе, она внезапно увидела картину, исторгнувшую из ее груди радостный вопль. Чтобы издать этот вскрик, Марианина употребила всю имевшуюся в ней силу, однако с губ ее не сорвалось ни единого звука, ни единого слова, и язык ее по-прежнему был прижат к нёбу, хотя ей казалось, что она заставила его двигаться.

Замеченными Марианиной людьми были генерал Беренгельд, Смельчак, трое солдат, Верино, Жюли и кучер Туллиуса: одни держали факелы, а другие, вооружившись кирками, пробивали дыру в полу дома Столетнего Старца.

— Веселей, друзья мои!.. — кричал Бютмель. — Подналяжем-ка на заступы да ударим посильнее! Генерал дает сто луи, если управимся за час.

— Двести!.. — воскликнул генерал. — И тридцать тысяч франков, если мы спасем Марианину.

Услышав эти слова, прибывший Верино наконец понял, что дочери его грозит страшная опасность, и, теряя сознание, упал на руки подхватившей его Жюли. Генерал, поглощенный единственной мыслью — поскорей найти Марианину, даже не заметил обморока почтенного старца. Схватив кирку, он принялся яростно долбить пол; увидев это, Смельчак, дернул себя за ус и недовольно проворчал:

— Ох, генерал, что только подумают солдаты!

— Марианина!.. Марианина!.. — отвечал Туллиус, со всей силы нанося удары по каменным плитам, от которых сотрясались все стены дома. — Мы должны найти хотя бы ее тело!

— Ах, отец мой умирает! — воскликнула Марианина своим нежным голосом. — Туллиус, ты роешь влево, а надо вправо, там нужно всего лишь приподнять большой камень… вот он!..

Особенность колдовского видения заключалась в том, что в эту минуту дочь Верино находилась в центре катакомб, а место, где происходили описанные выше события, было отделено от нее не менее чем шестьюдесятью футами земли. Она видела эту сцену вовсе не благодаря способностям своих глаз, но внутренним видением, из чего мы заключаем, что нам еще предстоит узнать, перемещалось ли изображение этой сцены, дабы возникнуть в ней самой, или же это она сама перенеслась к месту событий.

Наконец она добралась до своей цели; земная толща не стала ей преградой, и она беспрепятственно прошла сквозь нее. Крик радости, вырвавшийся у нее из груди, также не был услышан, как и все прочие ее призывы. Она запечатлела на лбу отца нежный поцелуй, но он даже не почувствовал его.

Напрасно повторяла она: «Здравствуй, Жюли!..» — напрасно заключала Беренгельда в объятия своей исполненной любви души: генерал продолжал наносить могучие удары по мраморным плитам. И тогда Марианина зарыдала горькими слезами, утирая их своими роскошными черными волосами.

— Ура! — воскликнул Смельчак. — Нашел! Генерал, вот камень, преграждающий нам вход.

Опечаленная Марианина не разделяла всеобщего восторга по поводу находки Смельчака; рыдая, она села подле своего дорогого Туллиуса и, завороженная, принялась наблюдать, как возлюбленный ее с жаром дробит огромные камни, вставшие у него на пути. Увидев скалу, обнаруженную Смельчаком, генерал побледнел: в сердце его пробудилась надежда; теперь каждый спасатель считал своим долгом попытаться раскрыть секрет высящейся перед ними преграды.

— Не может такого быть, генерал, — воскликнул Жак Бютмель, — чтобы мы не сумели взять штаб-квартиру старого разбойника.

— Где-то должен быть рычаг! — прошептал пришедший в сознание Верино. — Вряд ли эта махина сдвигается каким-либо иным способом.

— Вот он, вот он!.. — воскликнула Марианина, увидев спрятанную цепь, приводившую в движение скалу и тем самым открывавшую вход в подземный чертог старца; но сколько она ни тянула цепь, камень даже не пошелохнулся.

— К дьяволу рычаг! — отвечал Смельчак. Покопавшись в солдатских сумках, он извлек все имевшиеся там патроны, связал их вместе и с видимым усилием протиснул их под камень; затем он вытащил кремень, трубку и трут (вещи, с которыми он никогда не расставался) и, глядя на трех своих боевых товарищей, заявил: