Артур Дойл - Как синьор Ламберт покинул сцену

Она появлялась на его лбу всегда, когда он сосредоточивал на чем-либо все свое внимание.

Наконец он сложил журнал и открыл книгу.

Это было сочинение, мало подходящее для легкого чтения; то был технический трактат об органах речи и пения.

В нем имелась масса раскрашенных рисунков, которым он уделил особенное внимание.

Большинство из них изображало внутреннее строение гортани и голосовых связок, блиставших серебристым оттенком среди красноты зева.

Сэр Вильям Спартер провел, сдвинув свои энергические брови, большую часть ночи над рассматриванием этих иллюстраций.

Кроме того, он читал и перечитывал пояснительный текст к ним.

Доктор Менфольд Ормонд, знаменитый специалист по болезням горла и дыхательных путей, был сильно удивлен на следующее утро, когда лакей подал ему в его приемный кабинет карточку сэра Вильяма Спартера.

Несколько дней назад он встретился с ним вечером на обеде у лорда Мальвина и вынес о Спартере из этой встречи впечатление как о человеке редкой физической силы и здоровья.

Он вспомнил это впечатление, когда в кабинет ввели знаменитого судовладельца.

— Рад снова видеть вас, сэр Вильям, — сказал известный специалист. — Надеюсь, что вы вполне здоровы?

— О да, благодарю вас.

Сэр Вильям уселся на стул, указанный ему доктором, и спокойно оглядывал комнату.

Доктор Ормонд с некоторым любопытством следил за ним глазами, потому что у его посетителя был такой вид, точно он ищет что-то, что ожидает найти.

— Нет, — произнес, наконец, последний, — я пришел не ради здоровья, я пришел за справкой.

— Я вполне к вашим услугам.

— В последнее время я занялся изучением горла. Я читал трактат на эту тему Мак-Интайра. Полагаю, что этот труд заслуживает одобрения?

— Он элементарен, но составлен добросовестно.

— Я думал, что у вас должна иметься модель горла.

Доктор вместо ответа открыл крышку желтой полированной коробки.

В ней заключалась полная модель органов человеческого голоса.

— Вы, как видите, не ошиблись.

— Хорошая работа, — сказал Спартер, вглядываясь в модель опытным взором инженера. — Скажите, пожалуйста, это вот гортань?

— Совершенно верно; а вот голосовые связки.

— А что было бы, если бы вы их перерезали?

— Что перерезал?

— А эту штучку… эти голосовые связки.

— Но их невозможно перерезать. Такая несчастная случайность невозможна.

— Ну, а если бы она все-таки случилась?

— Такие случаи неизвестны, но, конечно, особа, с которой случится такой инцидент, онемеет, по крайней мере на некоторое время.

— У вас большая практика среди певцов.

— Огромная.

— Я полагаю, вы согласны с мнением Мак-Интайра, что красота голоса зависит отчасти от связок.

— Высота звука зависит от легких, но чистота ноты связана со степенью господства, приобретенного певцом над своими голосовыми связками.

— Значит, стоит только надрезать связки, и голос будет испорчен?

— У профессионального певца — наверное; но мне кажется, что ваши справки принимают не совсем обычное направление.

— Да, — согласился сэр Вильям, беря шляпу и кладя на угол стола золотую монету. — Они как будто не подходят к избитым дорожкам — не правда ли?

Вурбуртон-стрит принадлежит к тому клубку улиц, которые соединяют Челси с Кенсингтоном; она замечательна огромным количеством помещающихся на ней ателье артистов.

Знаменитый тенор, синьор Ламберт, снял себе квартиру именно на этой улице, и на ней часто можно было видеть его зеленый «брухам».

Когда сэр Вильям, закутанный в плащ, с небольшим саквояжем в руке, повернул за угол улицы, он увидал фонари «брухама» и понял, что его соперник уже на месте.

Он миновал «брухам» и пошел по аллее, в конце которой сверкал огонь газового фонаря.

Дверь была открыта и выходила в огромный вестибюль, выложенный ковром, на котором была масса следов грязных ног.

Сэр Вильям приостановился, но все было тихо, темно, за исключением одной двери, из-за которой лился в щель поток света.

Он открыл эту дверь и вошел.

Затем он запер ее на ключ изнутри, а ключ сунул в карман.

Комната была огромная, с более чем скромной обстановкой, освещена она была керосиновой лампой, стоявшей на столе в центре комнаты.

В дальнем конце ее сидевший на стуле человек вдруг поднялся на ноги с радостным восклицанием, перешедшим в крик удивления, за которым последовало ругательство.

— Что за дьявольщина? Зачем вы заперли эту дверь? Откройте ее, сэр, да поскорее.