Артур Дойл: Доктор Краббе обзаводится пациентами

— С удовольствием, — ответил я.

Вот так началась моя дружба с Томасом Краббе.

Краббе получил диплом на год раньше меня и уехал в большой британский порт с намерением там прочно обосноваться. Казалось, его ждут блестящие перспективы: как-никак человек этот, наряду с глубочайшими познаниями в медицине, обретенными в основательнейшем из учебных заведений мира, обладал еще и тем неуловимым даром, с помощью которого доктор мгновенно завоевывает симпатии пациента, заставляя проникнуться к себе полным доверием. Диву даешься, как редко встречается сочетание этих двух качеств.

Тот милый доктор, мадам, что так виртуозно излечил юного Чарли от кори, заодно поразив вас очаровательными манерами и умным лицом, был в колледже полным тупицей и посмешищем курса! А жертва вашего небрежения, бедный доктор Зубрилкер — тот, что так нервничал, не зная, куда деть руки, — был удостоен золотой медали за оригинальный научный труд и ни в чем не уступал обучавшим его профессорам.

Что поделаешь: встречают нас по одежке, а провожают, ума так и не оценив!

Итак, Краббе со своим новеньким дипломом и еще более свеженькой юной супругой отправился в город… назовем его — Бриспорт. Я поступил ассистентом к доктору в Манчестере и первое время ничего не слышал о своем друге, не считая того, что деятельность свою он начал в лучшем стиле и немедленно сделал заявку на первоклассную клиентуру.

В одном медицинском журнале мне попалось на глаза необычайно глубокое и детальное исследование доктора Краббе под заголовком: «Странное появление дискосферической кости в желудке утки», но в целом (если не считать еще нескольких заметок об эмбриологии рыб) вел он себя неподобающе скромно.

И вот в один прекрасный день, к своему изумлению, я получил телеграмму от миссис Краббе. Она умоляла меня спешно явиться в Бриспорт и поговорить с мужем, дела которого стали совсем плохи. Попросив у шефа отпуск, я сел в первый же поезд и отправился в путь, не на шутку обеспокоенный странным известием о состоянии своего друга.

Миссис Краббе встретила меня на станции. По пути она рассказала мне, что Тома мучает множество самых разнообразных тревог, отчего он совершенно пал духом. Расходы на содержание дома огромны, пациентов же можно пересчитать по пальцам. Он очень хотел бы со мной поговорить — что если мой практический опыт окажется ему чем-то полезен?

Внешне Краббе определенно изменился к худшему и выглядел как изможденный труп. Прежняя бесшабашная веселость явно покинула моего друга, хотя, увидев меня, он заметно просветлел.

Поужинав, мы втроем собрались на военный совет. Тут-то Краббе и изложил передо мной суть своих проблем. — Ради всего святого, Бартон, скажи, что мне делать! — воскликнул он. — Прославься я чем-нибудь, и все бы пошло как по маслу, но на мою дверную табличку никто и внимания не обращает, тем более, что врачей в районе — что сельдей в бочке. Не удивлюсь, если окажется, что все тут полагают, будто я — доктор богословия. Ладно бы еще мои конкуренты были стоящими специалистами, так нет же! Все это — ископаемые сморчки, отставшие от времени на полвека, не меньше! Взять хотя бы старого Маркхэма, который живет вон в том кирпичном доме и лечит практически весь город. Готов поклясться, он понятия на имеет, в чем разница между локомоторной атаксией и гиподермическим спринцеванием, но поди ж ты — известен в массах! Покорность, с какой это стадо больных баранов плетется к нему в приемную, просто-таки отвратительна!

А чего стоит Дэвидсон, что живет чуть дальше по этой же дороге! Хочешь знать, кто он? Член Американского Лингвистического общества! Вот так. На днях рассуждал в медицинском собрании об эписпастическом параличе — представь, перепутал его с эписпастическим ликвором [2]. А заработки этого типа на порядок выше моих!

— Ну, так стань известным, начинай публиковаться, — сказал я.

— Но о чем писать, скажи на милость? — взмолился Краббе. — Где взять хотя бы одну историю болезни, если больных — нет?! Наливай себе и давай-ка сюда бутылку.

— Может быть, тебе самому пару историй выдумать? Ну, для начала хотя бы?

— Хорошая мысль, — задумчиво проговорил Краббе, — Тебе, кстати, не попадалась моя «Дискосферическая кость в желудке утки»?

— Попадалась. По-моему, вышло неплохо.

— Неплохо — не то слово. Уточка-то моя, дружище, костяшку домино сожрала! Ко мне она слетела, ну, словно ангел с небес! Потом я взялся за эмбриологию рыб, поскольку рассудил так: если даже я в этом деле ровно ничего не смыслю, то уж по меньшей мере 95 процентов населения в этом — мои полные единомышленники. Но выдумывать от начала и до конца целые истории болезней… Не слишком ли это смело?