Александр Дюма - Тысяча и один призрак

— Долго еще это продлится? — спросил арестованный, будто в полном изнеможении.

— Отвечайте: ваше имя и отчество?

— Пьер Жакмен.

— Ваш возраст?

— Сорок один год.

— Место вашего жительства?

— Переулок Сержан.

— Ваше занятие?

— Каменотес.

— Признаете ли вы, что совершили преступление?

— Да.

— Объясните, по какой причине вы совершили преступление и при каких обстоятельствах?

— Объяснить причину, почему я совершил преступление, невозможно, — сказал Жакмен, — это тайна моя и той, которая там.

— Однако нет действия без причины.

— Причины, я уже сказал, вы не узнаете. Что же касается обстоятельств, то вы желаете их знать?

— Да.

— Ну, так я их вам раскрою. Когда вы работаете под землей, как мы работаем, в таком мраке, и когда у вас горе, вы размышляете, и вам в голову лезут дурные мысли.

— Ого, — прервал полицейский комиссар, — вы признаетесь в предумышленности содеянного!

— Э, конечно, раз я признаюсь во всем. Разве этого мало?

— Нет-нет, достаточно. Продолжайте.

— Вот мне и пришла в голову дурная мысль — убить Жанну. Уже целый месяц меня смущала эта мысль, чувства мешали рассудку, и, наконец, одно слово товарища заставило меня решиться.

— Какое слово?

— О, это не ваше дело. Утром я сказал Жанне: я не пойду сегодня на работу, я погуляю как в праздник, пойду поиграю в кегли с товарищами. Приготовь обед к часу. Но… ладно… без разговоров, слышишь, обед чтобы был к часу!

— Хорошо! — сказала Жанна и отправилась за провизией.

Я же между тем, вместо того чтобы пойти играть в кегли, взял шпагу, которая теперь находится у вас. Наточил ее сам на точильном камне, спустился в погреб, спрятался за бочку и сказал себе: она же сойдет в погреб за вином, ну, тогда и посмотрим. Сколько времени я просидел, скорчившись, за бочкой, которая лежит тут, справа, я не знаю; меня била лихорадка, сердце стучало, и в темноте перед моими глазами плыли красные круги. И я слышал голос, повторивший слово, то слово, которое вчера мне сказал товарищ.

— Но что же это, наконец, за слово?! — требовательно воскликнул полицейский комиссар.

— Бесполезно об этом спрашивать! Я уже сказал, что вы никогда об этом не узнаете.

Наконец, я услышал шорох платья, шаги приближались. Я вижу: вот мерцает свеча, вижу, в проеме появляются ее ноги, край платья, вот она видна уже по грудь. А вот появилась и ее голова… Я хорошо видел ее лицо… Она держала свечу в руке! «А! — сказал я. — Ладно!» И шепотом повторял слово, которое мне сказал товарищ. В это время Жанна уже приближалась ко мне. Честное слово! Она будто предчувствовала, что ее ожидает что-то дурное. Она беспокоилась. Жена оглядывалась по сторонам, но я хорошо спрятался и не шевелился. Тогда она опустилась на колени перед бочкой, поднесла бутылку и повернула кран.

Я приподнялся. Вы понимаете, она стояла на коленях. Шум лившегося в бутылку вина мешал ей расслышать производимый мною шум. К тому же я и не шумел. Она стояла на коленях, как виновная, как осужденная. Я поднял шпагу, и… я не знаю, вскрикнула ли она, голова ее покатилась. В эту минуту я не хотел умирать, я хотел спастись, я намеревался вырыть яму и похоронить ее. Я бросился к голове, она катилась, а туловище также подскочило. У меня заготовлен был мешок с гипсом, чтобы скрыть следы крови. Я взял голову, или, вернее, голова заставила меня взять себя. Смотрите! — Он показал на правой руке глубокий укус, обезобразивший большой палец.

— Как! Голова, которую вы взяли? — недоверчиво спросил доктор.

— Что вы, черт возьми, такое городите?

— Я говорю, она меня укусила своими прекрасными зубами, как видите. Я говорю вам, она не хотела меня выпускать. Я ее поставил на мешок с гипсом, я прислонил ее к стене левой рукой, стараясь вырвать правую руку, но через минуту зубы сами разжались. Я вытащил руку, и тогда (может быть, это безумие) мне показалось, что голова была жива, глаза ее оказались широко распахнуты. Я хорошо их видел. Свеча стояла на бочке, свет падал на нее. Тут я увидел, что губы, ее губы пошевелились и произнесли:

— Негодяй, я была невиновна!

Не знаю, какое впечатление это произвело на других, но что касается меня, то у меня пот катился со лба.

— Ну это уж чересчур! — воскликнул доктор. — Глаза на тебя смотрели, губы говорили!

— Слушайте, господин доктор, так как вы врач, то ни во что не верите, это естественно, но я вам говорю, что голова, которую вы там видите… вы слышите? Я говорю вам, она укусила меня, я говорю вам, что эта голова сказала: «Негодяй, я была невиновна!» А доказательство того, что она мне это сказала, в том, что сначала я хотел убежать, убив ее (не правда ли, Жанна?), а вместо того чтобы спастись, я побежал к господину мэру и сам сознался. Правда, господин мэр, ведь правда? Отвечайте!