Александр Дюма-сын - Доктор Серван

— Нет, надейтесь, — возразил доктор.

— Разве вы принимаете меня за обыкновенную больную, доктор? Неужели вы еще не поняли?

— Конечно, понял, — произнес Серван, присаживаясь возле постели.

— В таком случае будьте откровенны и скажите, сколько мне еще осталось?

Доктор взглянул на больную и, прощупав пульс, спросил таким образом саму природу, которая часто бывает обязана отвечать науке.

— Две недели, если вы будете исполнять мои предписания, и три дня, если ничего не будете делать.

— Благодарю вас, — ответила больная, набожно скрестив на груди руки.

Доктор выписал рецепт и оставил его на столе. Перед тем как навестить других больных, доктор Серван зашел домой и поручил Ивариусу присматривать за Жанной до тех пор, пока она не поправится или не отдаст Богу душу.

— Я оставил на столе рецепт, по которому ты распорядишься составить лекарство, — пояснил доктор.

— Хорошо, — ответил верный слуга.

— Быть может, больная откажется принимать лекарство.

— Нужно будет ее принудить?

Доктор подумал с минуту, а затем сказал:

— Нет, пусть Бог делает то, что Ему угодно.

— Прощайте, — сказал Ивариус.

— До свидания, — ответил доктор.

Ивариус хотел было выйти, но тут его господин прибавил:

— Когда бедная женщина умрет, приведи сюда ее внука, я позабочусь о нем.

— Как скажете, — проговорил лакей.

Ивариус появился вновь через три дня и привел с собой ребенка, который плакал.

— Все кончено? — спросил доктор.

— Да.

— Когда она умерла?

— С час тому назад.

— Она ничего не хотела принимать?

— Точно так.

— Что она говорила?

— За минуту до смерти она взяла меня за руку, показала на небо и сказала: «Наконец-то!» После того руки ее скрестились, и она умерла с улыбкой невыразимого блаженства на лице.

— Отведи ребенка в мою комнату и подготовь все, чтобы можно было перенести его бабушку в комнату для покойников.

Читатели, вероятно, знают, что в Германии называют комнатой для покойников; но так как это может быть известно не всем, мы коротко сообщим о ней некоторые подробности, весьма важные для финала нашего повествования. Эта комната располагается в здании, прилегающем к кладбищу, и напоминает спальню, так как в ней стоят кровати, количество которых определяется численностью населения того или иного города.

Когда кто-нибудь умирает, его тело помещают на одну из этих постелей, где оно под присмотром ближайших родственников покоится три дня. Умные немцы предвидели возможность летаргического сна. Они также предусмотрели и то, что близкий родственник может уснуть или же иметь какую-нибудь выгоду от того, чтобы покойник не вернулся к жизни. Колокольчики, соединенные с телами умерших, дают знать о малейшем шевелении покойника и своим звоном извещают об этом сторожа, который никогда не должен спать, и не имеет никакого другого занятия, кроме того, чтобы прислушиваться к звукам. Понятно (мы должны об этом упомянуть для недоверчивых читателей), что сторожа каждую ночь сменяются и что колокольчики производят такой шум, что если сторож даже и уснул, то они непременно разбудят его.

Итак, Жанна заняла свое место среди покойников. Обязанность присматривать за ней возложили на Ивариуса, потому что бедная женщина не имела ни близких, ни дальних родственников, которые могли бы отдать ей этот последний долг. Что же касается мальчика, то он был еще слишком мал для этого. За эти три дня покойница так и не пошевелилась. Итак, душа ее вернулась к Богу и к Терезе. Когда пришло время, ее тело положили в могилу, которую доктор приказал выкопать рядом с могилой Терезы. Только Ивариус, доктор Серван и ребенок сопровождали на кладбище тело покойницы. Через некоторое время доктора позвали к городскому прокурору, который был болен. Врач рассказал ему о погребении, свидетелем которого он стал.

— Не для этой ли женщины, — спросил тогда сын больного, — вы делали опыт, который, к несчастью, не удался?

— Да, для нее. Но удастся впоследствии.

— Вы так думаете?

— Я уверен.

— Тем лучше. Многие будут вам за это благодарны.

— Я в этом сомневаюсь, потому что старая Жанна, претерпевшая немало страданий, казалось, не была в этом уверена.

— Почему же тогда вы упорствуете?

— Если бы мое открытие оказалось полезным только для десяти человек из тысячи, то и тогда я был бы обязан его совершить.

— Вы думаете, что есть люди, не жалеющие о тех, кого теряют?

— Я думаю, — ответил доктор, — что только материнская любовь может считаться любовью глубокой, искренней и постоянной.