Александр Дюма-сын: Доктор Серван

Что касается самого доктора, то он знал, что у некоторых из его соотечественников сложилось о нем особое мнение. Но оттого ли, что оно увеличивало его влияние, или оттого, что оно отчасти было справедливо, он не старался его опровергнуть. Когда же в очередной раз кто-нибудь, удивленный его необыкновенным искусством, спрашивал: «Господин доктор, а правду ли говорят, что вы знакомы со сверхъестественной силой?» — он отвечал только: «Пусть говорят», и, не распространяясь более об этом предмете, заговаривал о другом. Ничто, однако, не давало повода для подобных предположений, и во всем доме доктора не было ничего фантастического, кроме необыкновенной худобы его лакея.

Действительно, Ивариус — так звали слугу господина Сервана — был настолько тощ, что едва ли где-нибудь можно было встретить другого такого человека. Ивариус отличался высоким ростом и казался еще вдвое выше из-за своей необыкновенной худобы. Вследствие невероятной гибкости верхняя часть его тела постоянно качалась, подобно колосу во время сильного ветра. Ноги господина Ивариуса были слишком длинны по отношению к туловищу. Он мог не наклоняясь почесать колено не только благодаря своим длинным рукам, но и благодаря предлинным пальцам, чрезвычайно подвижным, напоминающим лапки паука. Все части тела у Ивариуса казались вытянутыми. Его нос и подбородок будто находились в постоянном состязании, стараясь, насколько возможно, достигнуть какой-то неосязаемой точки горизонта. Редкие зубы, уцелевшие во рту этого человека, были желтыми и продолговатыми, густые угловатые брови обрамляли глаза, в которых читалась кротость и даже смирение. Кожа на его лице напоминала старый пергамент и была изрезана бесчисленным количеством морщин. Ступни его были очень малы. Природа, казалось, только ради потехи дала этому человеку хоть что-то совершенное и тем самым окончательно его изуродовала. Пряди всклокоченных жестких волос Ивариуса были собраны на затылке в мешочек из черной тафты.

Его голову поддерживала тонкая шея, в середине которой находился огромный неподвижный выступ, который зовется Адамовым яблоком; но стоило Ивариусу что-нибудь проглотить или заговорить, как этот выступ будто оживал и начинал бегать по горлу с удивительной быстротой. Прибавьте к портрету лакея башмаки с пряжками, чулки пепельного цвета, штаны, жилет и верхнее платье зеленого цвета с беловатым от ветхости отливом, и вы получите цельное представление об описываемой нами особе. Не стоит, однако, думать, что если Ивариус носил ветхую одежду, то господин его был скуп и отказывал ему в обновках. Дело было в том, что Ивариус отличался чрезвычайной бережливостью и считал излишним заставлять своего господина расточаться на такие безделицы, как платье, в то время как сам он тратит деньги на другие, более важные предметы.

Подобные размышления Ивариуса многое говорили о его характере, и раз уж мы начали писать его нравственный портрет, то, с позволения читателя, закончим его. Ивариус был честным человеком в полном смысле слова. Он уже так давно находился в услужении у доктора Сервана, что даже не помнил того времени, которое предшествовало его вступлению в эту должность. Ему казалось, что он начал жить только с того момента, когда впервые переступил порог дома своего нынешнего господина. К нему, лишенному с самого детства семьи, имущества и всех прочих благ, прежде относились если не с презрением, то по крайней мере с недоверием.

Больше всего он сожалел о том, что в молодости не имел возможности получить хорошее образование. Когда ему предложили место у доктора Сервана, который уже в то время составил себе репутацию весьма ученого человека, то Ивариус твердо решил приняться за учение и с пользой проводить свободные минуты. Избранные люди порой находят в науке и религии отраду и утешение. Когда наш бедняга разочаровался в своих первых мечтах, то начал искать себе опору, но не находил ее. Он впал в глубокую задумчивость, и задумчивость эта проявлялась во вздохах и слезах. Ему, однако, казалось, что другие люди, более сильные духом и более умные, чем он, также испытывали страдания, которые должны были получить более определенное выражение, нежели его собственные, чтобы служить наукой другим. Ему думалось, что чтение книг станет для него утешением, и потому как только Ивариус вступил в услужение к доктору Сервану, он не терял надежды, что эта великолепная библиотека, которую он должен был каждое утро подметать, окажет благотворное влияние на его ум и сердце.