Генри Джеймс - Европейцы

– А! Здесь никогда ничего не знаешь. Клиффорд очень молод. Но он славный мальчик.

– Он на редкость приятный мальчик и со временем будет очень богат. – Это был последний эксперимент Эктона; мадам Мюнстер отвернулась.

Визит ее был недолгим, вскоре она вместе с Феликсом отправилась домой. В маленькой гостиной она сразу же подошла к висевшему над камином зеркалу и, подняв над головой свечу, стояла, глядя на собственное отражение.

– Я не останусь на твою свадьбу, – сказала она. – Я велю Августине завтра же сложить вещи.

– Дорогая сестра! – воскликнул Феликс. – Свадьба вот-вот. Мистеру Брэнду не терпится нас обвенчать.

Евгения, все так же держа над головой свечу, обернулась и молча окинула взглядом маленькую гостиную со всей ее мишурой, портьерами и подушечками.

– Я велю Августине завтра же сложить вещи, – повторила она. – Bonte diviné, [97]какое убожество! Я чувствую себя совсем как бродячая актриса. А это мой «реквизит».

– Представление окончено, Евгения? – спросил Феликс.

Она пристально на него посмотрела.

– Я доиграла свою роль, произнесла последнюю реплику.

– Под гром аплодисментов, – сказал ее брат.

– Ах, аплодисменты… аплодисменты, – прошептала она и, кружа по комнате, подхватила на ходу кое-что из разбросанных повсюду украшений. Глядя на великолепную парчу, она сказала:

– Не понимаю, как я могла все это вытерпеть!

– Потерпи еще немного. Останься на мою свадьбу.

– Благодарю; это твое дело. Мне здесь делать нечего.

– Куда ты едешь?

– В Германию – первым же пароходом.

– Ты решила не выходить замуж за Эктона?

– Я ему отказала.

Брат молча на нее смотрел.

– Мне жаль, – сказал он наконец. – Но я, как ты и просила, вел себя очень осторожно. Хранил молчание.

– Пожалуйста, и впредь не упоминай об этом ни словом. – Феликс в знак повиновения склонил голову.

– Ваше желание для меня закон. Но каково твое положение в Германии? – продолжал он.

– Пожалуйста, избавь меня от разговоров на эту тему.

– Я только хотел сказать, что, по-видимому, оно изменилось.

– Ты ошибаешься.

– Но я думал, ты подписала…

– Я ничего не подписала! – сказала баронесса.

Феликс перестал докучать ей вопросами, и они решили, что он немедленно займется ее отъездом.

Мистеру Брэнду в самом деле не терпелось довершить свое самопожертвование, благородно увенчав его обрядом бракосочетания; но Евгении еще больше не терпелось покинуть страну, в которой она, приехав искать счастья, его не нашла. Правда, нельзя сказать, что Евгения приложила много усилий, и тем не менее она считала себя вправе обобщать, делать окончательные выводы, что обстановка на этом провинциальном континенте не благоприятствует процветанию блестящих в полном смысле этого слова женщин. Старый Свет – вот истинные их подмостки. То, как она прямо и открыто стала, исходя из этих разумных выводов, действовать, казалось изображенному в повести маленькому кружку зрителей не чем иным, как высшим проявлением характера, которому жизненный опыт придал несравненную гибкость. Это, безусловно, произвело очень сильное впечатление на Роберта Эктона, и два дня, остававшиеся до ее отъезда, он все время был не в духе, не находил себе места. Последний вечер баронесса провела в доме дяди, где еще раз всех очаровала; прощаясь с невестой Клиффорда Уэнтуорта, она сняла с собственной руки изящное старинное кольцо и преподнесла его ей, сопроводив это любезными словами и поцелуем. Гертруда, которая в качестве невесты тоже удостоилась ее милостей, пришла от этой маленькой сценки в восторг. Роберт Эктон подумал было, уж не в праве ли он, как опекун и старший брат Лиззи, в свою очередь, сделать баронессе щедрый подарок. Он был бы бесконечно счастлив, если бы мог сделать баронессе щедрый подарок; но он воздержался от подобного проявления чувств и потому так и был до последней минуты, до конца безутешен. Он простился с ней чуть ли не в последнюю минуту – поздно ночью накануне ее отъезда в Бостон.

– Себе я желал бы, чтобы вы остались, – сказал он. – Вам я этого не желаю.

– Я не так противоречива, как вы, – сказала баронесса. – Мне просто жаль, что я уезжаю.

– Вы куда более противоречивы, – заявил Эктон. – Вы хотите этим сказать, что вы просто рады!

Феликс простился с ней на палубе парохода.

– Мы будем часто там видеться, – сказал он.

– Не убеждена, – ответила она. – Европа, на мой взгляд, намного больше Америки.

Конечно, не один мистер Брэнд был в последующие дни во власти нетерпения, но можно утверждать, что из всех нетерпеливых юных душ никто не жаждал больше, чем он, оказаться на высоте положения. Гертруда покинула вместе с Феликсом Янгом свой родной дом; они были безмятежно счастливы и уехали в далекие страны; Клиффорд и его молодая жена тоже обрели счастье, но в пределах более тесного круга; влияние Лиззи на ее супруга с успехом оправдало теорию, которую Феликс столь безуспешно развивал перед своим дядей, что мужчину очень облагораживает близкое общение с умной женщиной. Гертруда долго жила вдали от них. Но когда Шарлотта вышла замуж за мистера Брэнда, Гертруда приехала домой. Она была у них на свадьбе, где Феликс доказал, что ему не изменила его жизнерадостность. Потом Гертруда скрылась снова, и отголоски ее собственной жизнерадостности, сливаясь с Феликсовой, все чаще доносились до ее отчего дома. И мистер Уэнтуорт начал мало-помалу к ним прислушиваться; а Роберт Эктон после смерти своей матушки женился на удивительно милой и благовоспитанной девушке.