Генри Джеймс - Европейцы

– Я убежден, что кузины наши в этом же духе.

И баронесса на это уповала, однако сказала она вслух другое:

– Они очень хорошенькие, но совсем еще девочки. А где же женщины тридцатилетние женщины?

«Ты имеешь в виду – тридцатитрехлетние женщины?» – чуть было не спросил ее брат: обычно он понимал то, что она говорила вслух, и то, о чем умалчивала. Но вместо этого он стал восторгаться закатом, а баронесса, приехавшая сюда искать счастья, подумала, какой для нее было бы удачей, окажись ее будущие соперницы всего лишь девочками. Закат был прекрасен; они остановились, чтобы им полюбоваться. Феликс заявил, что никогда не видел такого роскошного смешения красок. Баронесса тоже нашла, что закат великолепен; возможно, угодить ей теперь стало менее трудно, потому что все время, пока они там стояли, она чувствовала на себе восхищенные взгляды весьма приличных и приятных мужчин, ибо кто же мог пройти равнодушно мимо изысканной дамы в каком-то необыкновенном туалете, скорее всего иностранки, которая, стоя на углу бостонской улицы, восторгается красотами природы на французском языке. Евгения воспряла духом. Она пришла в состояние сдержанного оживления. Она приехала сюда искать счастья, и ей казалось, она с легкостью его здесь найдет. В роскошной чистоте красок этого западного неба таилось скрытое обещание, приветливые, не дерзкие взгляды прохожих тоже в какой-то мере служили порукой заложенной во всем естественной податливости.

– Ну так как, ты не едешь завтра в Зильберштадт? – спросил Феликс.

– Завтра – нет, – ответила баронесса.

– И не станешь писать кронпринцу?

– Напишу ему, что здесь никто о нем даже не слышал.

– Он все равно тебе не поверит, – сказал Феликс. – Оставь его лучше в покое.

Феликс был все так же воодушевлен. Выросший в старом свете, среди его обычаев, в его живописных городах, он тем не менее находил эту маленькую пуританскую столицу по-своему чрезвычайно колоритной. Вечером, после ужина, он сообщил сестре, что завтра чуть свет отправится повидать кузин.

– Тебе, видно, очень не терпится, – сказала Евгения.

– После того как я насмотрелся на всех этих хорошеньких девушек, мое нетерпение по меньшей мере естественно. Всякий на моем месте хотел бы как можно скорее познакомиться со своими кузинами, если они в этом же духе.

– А если нет? – сказала Евгения. – Нам надо было запастись рекомендательными письмами… к каким-нибудь другим людям.

– Другие люди нам не родственники.

– Возможно, они от этого ничуть не хуже.

Брат смотрел на нее, подняв брови.

– Ты говорила совсем не то, когда впервые предложила мне приехать сюда и сблизиться с нашими родственниками. Ты говорила, что это продиктовано родственными чувствами, а когда я попытался тебе возразить, сказала, что voix du sang [14]должен быть превыше всего.

– Ты все это помнишь? – спросила баронесса.

– Каждое слово. Я был глубоко взволнован твоею речью.

Баронесса, которая, как и утром, кружила по комнате, остановилась и посмотрела на брата. Она собралась, очевидно, что-то ему сказать, но передумала и возобновила свое кружение. Немного погодя она, как бы объясняя, почему удержалась и не высказала свою мысль, произнесла:

– Ты так навсегда и останешься ребенком, мой милый братец.

– Можно вообразить, что вам, сударыня, по меньшей мере тысяча лет.

– Мне и есть тысяча лет… иногда.

– Что ж, я извещу кузин о прибытии столь необыкновенной персоны. И они тотчас же примчатся, чтобы засвидетельствовать тебе свое почтение.

Евгения, пройдя по комнате, остановилась возле брата и положила ему на плечо руку.

– Они никоим образом не должны приезжать сюда, – сказала она. – Ты не должен этого допустить. Я не так хочу встретиться с ними впервые. – В ответ на заключавшийся в его взгляде немой вопрос она продолжала: – Ты отправишься туда, изучишь обстановку, соберешь сведения. Потом возвратишься назад и доложишь мне, кто они и что из себя представляют, число, пол, примерный возраст – словом все, что тебе удастся узнать. Смотри, ничего не упусти, ты должен будешь описать место действия, обстановку – как бы это поточнее выразиться, mise en scène. [15]После чего к ним пожалую я, когда сочту это для себя удобным. Я представлюсь им, предстану перед ними! – сказала баронесса, выражая на сей раз свою мысль достаточно откровенно.

– Что же я должен поведать им в качестве твоего гонца? – спросил Феликс, относившийся с полным доверием к безошибочному умению сестры устроить все наилучшим образом.