— Лиззи, милая, — вполголоса проговорил Юджин, наклоняясь к ней. — Чего мне остерегаться? Кого остерегаться?
— Того, кто недавно приходил к вам и ушел в гневе.
Он щелкнул пальцами и рассмеялся.
— Ну, хорошо, поскольку ничего лучшего не придумаешь, мы с мистером Аароном поделим между собой обязанности попечителя и вместе проводим вас до дому. Мистер Аарон пойдет с той стороны, я — с этой. Если у мистера Аарона не будет никаких возражений, эскорт выступит в путь.
Он был уверен в своей власти над ней. Он был уверен, что она не отошлет его. Он был уверен, что теперь, когда ему грозит какая-то опасность, она не захочет расстаться с ним. Несмотря на свою беспечность и ветреность, он безошибочно читал те ее сокровенные мысли, которые ему хотелось прочесть.
И сейчас он, такой веселый, спокойный, шагал рядом с ней, он шутил, несмотря на все то, что ему пришлось выслушать. Как это возвышало его над мрачным, скованным в каждом своем движении искателем ее руки и над озлобленным, эгоистичным братом! Он оставался верен ей, когда родной брат от нее отрекся! Какое же огромное преимущество, какую власть над ней давало ему все это в тот вечер! А если вспомнить, сколько его поносили из-за нее и сколько она сама, бедняжка, из-за него вытерпела, то разве удивительно, что участливые, проникновенные нотки, проскальзывавшие в его голосе (вопреки беспечному тону, который должен был успокоить ее), малейшее его прикосновение, мимолетный взгляд, само его присутствие на этой темной, убогой улице точно пронизывали ее светом, падавшим из какого-то волшебного мира, и сияния этого не властны были угасить ни ревность, ни злоба, ни подлость, ни насмешки духов тьмы.
О том, чтобы идти к Райе, ничего больше не было сказано, и они пошли туда, где жила Лиззи. Не дойдя несколько шагов до двери, она простилась со своими спутниками и вошла в дом одна.
— Мистер Аарон, — сказал Юджин, когда они остались на улице вдвоем. — Премного благодарен вам за компанию, но теперь, как это ни прискорбно, нам надо расстаться.
— Сударь, — ответил ему старик, — разрешите пожелать вам доброй ночи и посетовать, что вы такой легкомысленный.
— Мистер Аарон, — сказал Юджин, — разрешите мне тоже пожелать вам доброй ночи и посетовать, что вы такой глубокомысленный, а следовательно, скучный.
Но лишь только роль, которую Юджин исполнял в тот вечер, была сыграна и, повернувшись к Райе спиной, он сошел со сцены, вид у него тоже стал глубокомысленный. «Как это Лайтвуд меня спрашивал тогда?» — пробормотал он, останавливаясь и закуривая сигару. «Так чем же это кончится? Что ты делаешь? Куда ты идешь?..» Тяжкий вздох: «А-а! Скоро мы все это узнаем!»
Такой же тяжкий вздох, точно подхваченный эхом, послышался час спустя, когда Райя, сидевший в темноте напротив дома, где жила Лиззи, встал и медленно зашагал по улице, похожий в своем длинном ветхозаветном одеянии на призрак давно минувших времен.
Одеваясь в своей квартирке над конюшней (на Дьюк-стрит, в Сент-Джеймс-сквере) и слыша, как внизу совершается туалет лошадей, почтенный Твемлоу приходит к выводу, что в общем и целом он находится в менее выгодном положении, чем эти благородные животные в стойлах, ибо хоть при нем и нет слуги, который угощал бы его увесистыми шлепками и командовал бы ему грубым голосом: «Тпру! Стой!», все же слуги-то у него нет вовсе, а так как по утрам суставы пальцев и прочие суставы работают у нашего кроткого джентльмена со скрипом, он, пожалуй, согласился бы, чтобы его привязали к двери спальни, но только бы вымыли, вытерли, почистили и одели, предоставив ему играть пассивную роль во время этой нелегкой процедуры.
Как чувствует себя обольстительная Типпинз, наряжаясь для прельщения мужчин, известно только грациям и ее горничной. Этой очаровательной особе не приходится обслуживать самое себя, как бедному Твемлоу, но все же она охотно сократила бы хлопоты, неизбежные при ежедневном восстановлении ее прелестей, так как лицо и шея у нашей богини похожи на панцирь той разновидности раков, которые каждое утро сбрасывают свое одеяние и прячутся в укромных уголках до тех пор, пока на них не затвердеет новая оболочка.
Тем не менее Твемлоу, наконец, ухитряется надеть воротничок, галстук и манжеты, доходящие ему до кончиков пальцев, и отбывает на завтрак. И как вы думаете, у кого он будет завтракать? У своих ближайших соседей, супругов Лэмл на Сэквил-стрит, которые предуведомили его, что на этом завтраке он познакомится со своим дальним родственником, мистером Фледжби. Грозный Снигсворт, может, и наложил бы табу на Фледжби, изъял бы Фледжби из обращения, но миролюбивый Твемлоу рассуждает так: «Если он действительно состоит в родстве со мной, я тут не виноват, а знакомство с ним ни к чему меня не обяжет».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу