Михаил Салтыков-Щедрин - Невинные рассказы

– Добрый, именно добрый! – не смущаясь, продолжает генерал Голубчиков, – и какое доверие ко мне имел, так это даже непостижимо! Бывало, сидим мы сглазу на глаз: я бумаги докладываю, он слушает. "А что, Гаврил Петрович, – вдруг скажет, – прикажи-ка, брат, мне трубку подать!" Ну, я, разумеется, сейчас брошусь: сам все это сделаю, сам набью, сам бумажку зажгу, самподам… И что ж вы думаете, господа? даже никакой я в это время робости нечувствовал! – точно вот с своим братом, начальником отделения, беседуешь! Он трубочку покуривает, а я бумаги продолжаю докладывать… просто какбудто ничего не бывало!

– Жаль, очень жаль будет, если этакого человека лишится отечество! – говорит Иван Фомич.

– Н-да… отечество! – повторяет Курилкин, по-видимому возвратившийсяк прежнему раздумью.

– А еще говорят, что вельможи все горды да неприступны! – продолжаетИван Фомич, – ничуть не бывало!

– Это говорят те, ваше превосходительство, – весьма основательнозамечает генерал Голубчиков, – которые настоящих-то вельмож и в глаза невидали. А вот как мы с вами и в халатике с ними посиживали, и трубочкипокуривали, так действительно можем удостоверить, что вся разница междувельможей и обыкновенным человеком только в том состоит, что у вельможи вобхождении аромат какой-то есть…

– "Прохлады"! – ворчит сквозь зубы Корепанов.

– Наш князь, – вступается статский советник Генералов, – так тотбольше все левой рукой действует. И на стул левой рукой указывает, и подаетвсе левую руку.

– А что вы думаете? – говорит генерал Голубчиков, – ведь это именноправда, что у вельмож левая рука всегда как-то более развита!

– Я полагаю, что в этом свой расчет есть, – глубокомысленно замечаетИван Фомич.

– То есть не столько расчет, сколько грация, – возражает Голубчиков.

– Никак нет-с, ваше превосходительство, не грация, а именно расчет-с..

– Нет… зачем же непременно «расчет»? Я, напротив того, положительноубежден, что грация, – говорит Голубчиков, задетый за живое настойчивостьюИвана Фомича.

– А я, напротив того, положительно убежден, что расчет, и имею на этодоказательства.

– Это очень любопытно!

– И именно я полагаю, что всякий вельможа хочет этим дать понять, чтоправая рука у него занята государственными соображениями.

– Ну-с… а левая рука тут зачем-с?

– А левая рука, как свободная от занятий, предлагаетсяпосетителям-с…

– Ну-с… а дальше что-с?

– Ну-с, а дальше то же самое.

– Та-а-к-с!

С прискорбием мы замечаем, что генералы наши не прочь посчитаться другс другом. Известно нам, что между ними издревле существует худо скрытаявражда, основанием которой служит взаимное соперничество по частизнакомства с вельможами. Поэтому, хотя мы и питаем надежды на деликатностьгенерала Голубчикова, но вместе с тем чувствуем, что еще одна маленькаякапелька, и генеральское сердце безвозвратно преисполнится скорбью. Действительно, он взирает на Ивана Фомича с кротким, но горестнымизумлением; Иван же Фомич не только не тронут этим, но, напротив того, устроил руки свои фертом и в этом положении как будто посмеивается надвсеми громами и молниями. Положение делается до такой степени натянутым, что статский советник Генералов считает своею обязанностью немедленновмешаться в это дело.

– Я думаю, ваше превосходительство, – обращается он к генералуГолубчикову, – что и в самой грации может быть расчет, точно так же как и врасчете может быть грация…

– Дело возможное! – отвечает генерал холодно, явно показывая, что онстарый воробей, которого никакими компромиссами не надуешь.

Разговор снова заминается, и все мы чувствуем себя несколькосконфуженными. Холодность генерала свинцовой тучей легла на наше общество, и нет, кажется, столь сильного солнечного луча, который мог бы с успехомразбить эту тучу. Мы все знаем, что Голубчиков преамбициозный старик и чтоедва ли он не единственный из наших аристократов, о котором мы суверенностью можем сказать, что он в один платок с вельможами сморкается. Все мы, прочие, в этих случаях более или менее прилыгаем, и если уверяеминогда, что при таких-то обстоятельствах такой-то князь сказал нам «ты» иназвал «любезнейшим», то этому можно верить и не верить. Но генералГолубчиков действительно вполне чист в этом отношении, и если уж скажет, например, что однажды в его присутствии князь Петр Алексеевич учинилдекольте, то никто не имеет повода усумниться, что это именно так и было."И для чего бы Ивану Фомичу не уступить! – думаем мы, внутренне соболезнуяо происшедшем, – с одной стороны, Ивану Фомичу следовало бы сделатьнебольшую уступочку, а с другой, и генералу не мешало бы взглянуть на делопоснисходительнее… и все было бы ладно, все было бы смирно и мирно иочень хорошо – так-то! А то вот дернула нелегкая – ахтихти-хти!" Но покудамы только рассуждаем, статский советник Генералов уже принимаетдействительные меры к замирению враждующих сторон. Он прежде всего начинаетзаигрывать с генералом Голубчиковым, как наиболее неподатливым.