Оскар Уайльд - Разгаданный Сфинкс

Когда мы сели за стол, я как бы между прочим сказал:

– Мне кажется, леди Олрой, я где-то вас видел – если не ошибаюсь, это было несколько дней назад на Бонд-стрит.

Она страшно побледнела и едва слышно прошептала в ответ:

– Умоляю вас, не говорите так громко – нас могут подслушать.

Мне стало ужасно неловко за столь неудачное начало, и, чтобы спасти положение, я пустился рассуждать о новых французских пьесах. Она говорила очень мало; голос у нее был низкий и удивительно музыкальный. Казалось, она боится, как бы кто-нибудь ее не услышал.

Я уже понимал, насколько страстно и безрассудно успел влюбиться в нее. Атмосфера загадочности, которая окружала ее, еще больше разжигала мое и без того разбереженное любопытство. Когда она собралась уходить – а она не стала задерживаться после обеда, – я спросил, дозволено ли мне будет нанести ей визит. Предварительно оглянувшись и удостоверившись, что никто нас не слышит, она после некоторого колебания ответила:

– Жду вас у себя завтра без четверти пять.

После ее ухода я стал умолять мадам де Расталь рассказать мне о ней, но смог лишь узнать, что она вдова и что у нее прекрасный дом на Парк-лейн. [8]Услышав наш разговор, один из гостей, человек столь же ученый, сколь и занудливый, пустился в бесконечные рассуждения на тему о вдовах, сам факт выживания коих в браке доказывает, что женщины более приспособлены к супружеству, чем мужчины. Долго слушать его я не стал и вскоре поехал домой.

На следующий день я прибыл на Парк-лейн ровно в назначенное время. Каково же было мое удивление, когда я узнал у дворецкого, что незадолго до моего прихода леди Олрой куда-то уехала. Я повернулся и отправился в клуб, чувствуя себя ужасно несчастным и совершенно не понимая, что происходит. Поразмыслив немного, я написал ей письмо, испрашивая разрешения приехать к ней в какой-нибудь другой день. Ответа не было почти неделю, а затем я получил записку, в которой говорилось, что она будет готова принять меня в воскресенье в четыре. Внизу была следующая приписка, показавшаяся мне очень странной: «Пожалуйста, по этому адресу больше мне не пишите: причину смогу объяснить при личной встрече».

В воскресенье она действительно приняла меня и была со мной чрезвычайно мила, но перед тем, как я распрощался, попросила меня, в случае если я снова соберусь написать ей письмо, посылать его на адрес библиотеки Уиттэкера, что на Грин-стрит, для передачи миссис Нокс.

– По некоторым причинам, – сказала она, – я не могу получать писем у себя дома.

Последующие несколько месяцев мы виделись с ней очень часто, но ее жизнь была по-прежнему окутана атмосферой загадочности. Порой я начинал себя спрашивать, а не находится ли она во власти какого-нибудь другого мужчины, но она казалась такой неприступной, что я тотчас же отбрасывал подобные мысли. И все же я не мог разобраться в причинах ее странного поведения. Она напоминала мне те удивительные кристаллы, которые однажды я видел в каком-то музее: начинаешь смотреть на них – они абсолютно прозрачные, но проходит минута – и они становятся мутными.

И вот наконец я решился сделать ей предложение. Мне до смерти надоела эта вечная таинственность, которой она окружала нашу каждую встречу, и я ужасно устал от всех этих мер предосторожности, которые вынужден был соблюдать, отправляя ей письма. Я послал ей записку (разумеется, через библиотеку Уиттэкера), где обращался к ней с просьбой принять меня в понедельник, в шесть часов вечера. Она ответила согласием, и я почувствовал себя на седьмом небе от счастья, ибо был без ума от нее, вопреки всей ее таинственности. Да, вопреки: именно так я тогда и думал, хотя теперь понимаю, что любил леди Олрой не вопреки, а по причине ее таинственности. Нет, нет, беру свои слова обратно – конечно, я любил в леди Олрой прежде всего женщину, но ее загадочность действительно тревожила, а иногда и бесила меня. И я проклинаю тот день, когда случай указал мне на след, который и привел меня к правде.

– Значит, ты все-таки раскрыл ее тайну? – воскликнул я.

– Боюсь, что да, – ответил Джералд. – Впрочем, слушай дальше и делай выводы сам. В понедельник, возвращаясь после ленча, на который меня приглашал дядюшка – а было уже четыре часа, – я оказался на улице Марилебон-роуд. Мой дядя, если ты помнишь, живет в районе Риджентс-парка, а мне нужно было попасть на Пиккадилли, так что я пошел напрямик – через все эти узкие, убогие улочки. И вдруг, когда я шагал по одной из них, я увидел впереди себя леди Олрой. Лицо ее было скрыто за темной вуалью, и шла она очень быстро. Дойдя до крайнего дома, она поднялась по ступенькам, достала из сумочки ключ и, открыв дверь, вошла внутрь. «Так вот где кроется твоя тайна!» – подумал я и, подойдя к дому ближе, окинул его беглым взглядом. Такого рода домa обычно предназначены для сдачи комнат. На пороге я увидел носовой платок – видимо, она обронила его. Я поднял его и положил в карман. Признаться, я не знал, как мне следует поступить в такой ситуации, но, подумав, решил, что шпионить за ней не имею никакого права, и отправился в клуб.