Альберто Моравиа - Конформист

— Что мы будем делать в ближайшие дни?

Не успев сдержаться, Марчелло ответил:

— Уедем, — и собственный голос показался ему мрачным, такая в нем сквозила печаль.

На сей раз Джулия встрепенулась и, откинувшись назад, но не отрываясь от него, спросила изумленно и с тревогой:

Уедем? Так быстро? Мы только что приехали, и нам уже надо уезжать?

Я не сказал тебе вчера, — солгал он, — чтобы не портить вечер… но вчера днем я получил телеграмму, которая вызывает меня в Рим…

Жаль… действительно жаль, — добродушным и уже смирившимся тоном сказала Джулия, — именно теперь, когда Париж начал развлекать меня, и потом, мы же еще ничего не видели.

— Ты недовольна? — ласково спросил он, гладя ее по голове.

Нет, но я предпочла бы остаться хоть на несколько дней, чтобы я могла, по крайней мере, составить представление о Париже.

— Мы вернемся сюда.

Последовало молчание. Потом Джулия, с живостью обняв его, прижалась к нему всем телом и попросила:

Тогда скажи мне хотя бы, какие у нас планы на будущее. Скажи мне: как мы будем жить?

— Почему тебе хочется это знать?

Просто так, — ответила она, прижимаясь к нему, — потому что мне очень нравится строить планы на будущее… в кровати… в темноте.

Ну что же… — начал Марчелло спокойным, бесцветным голосом. — Мы вернемся в Рим и начнем искать квартиру.

— Большую?

Четыре-пять комнат и подсобные помещения. Купим все необходимое, чтобы ее обставить.

Я бы хотела иметь квартиру на первом этаже, — мечтательно произнесла она, — с садиком, пусть даже небольшим, но с деревьями и цветами, чтобы туда можно было выходить в хорошую погоду.

Нет ничего проще, — подтвердил Марчелло. — Думаю, у меня хватит денег, чтобы обставить квартиру полностью… разумеется, недорогой мебелью.

— Ты себе устроишь замечательный кабинет, — сказала она.

Зачем мне кабинет, когда я работаю на службе? Лучше иметь большую гостиную.

Верно, гостиную. Ты прав… мы объединим ее со столовой… и у нас будет красивая спальня, правда?

— Конечно.

Но никаких sommiers [7] Кровать с металлической сеткой (фр.). , они выглядят так убого. Я хочу настоящую спальню, с двуспальной супружеской кроватью… Скажи-ка, у нас будет хорошая кухня?

— Хорошая кухня; почему бы нет?

Мне хочется двойную плиту, с газом и электричеством… и хороший холодильник. Если у нас не будет хватать денег, то эти вещи можно купить в рассрочку.

— Разумеется, в рассрочку.

— Скажи мне, а что мы будем делать в этом доме?

— Мы будем жить там и будем счастливы.

Я так хочу быть счастливой, — сказала она, свернувшись в клубочек и еще сильнее прижимаясь к нему, — так хочу… если б ты знал… мне кажется, я хочу быть счастливой с того дня, как родилась на свет.

Ну так мы и будем счастливы, — сказал Марчелло твердо, почти агрессивно.

— И у нас будут дети?

— Конечно.

Мне хочется, чтобы их было много, — певуче протянула она, — чтобы в первые четыре года нашей семейной жизни каждый год у нас рождалось по ребенку… так у нас будет семья, я хочу иметь семью как можно быстрее… мне кажется, не следует ждать, не то потом будет слишком поздно… а когда у человека есть семья, все остальное приходит само собой, верно?

— Конечно, все остальное приходит само собой.

Она помолчала немного, потом спросила:

Ты думаешь, я уже беременна?

— Откуда я могу это знать?

— Если 6 это было так, — смеясь, сказала она, — это значило бы, что наш сын зачат в поезде.

— Тебе это было бы приятно?

Да, это было бы для него хорошей приметой… Как знать, потом он мог бы стать великим путешественником… Я хочу, чтобы первый ребенок был мальчик, а второй я бы предпочла девочку — уверена, что она была бы очень хорошенькой: ты красив, да и я не уродка, — у нас непременно должны рождаться очень красивые дети.

Марчелло не ответил, и Джулия спросила:

— Почему ты молчишь? Тебе не хотелось бы иметь от меня детей?

Конечно, хотелось бы, — ответил он и вдруг с изумлением обнаружил, что из глаз у него потекли слезы. Потом еще: горькие, обжигающие, словно они накипели в давние, прежние времена и, не пролившись, пропитались жгучей болью.

Слезы были вызваны словами Джулии о счастье, хотя он и не мог понять, отчего так произошло. Может быть, оттого, что за это счастье было заранее заплачено такой дорогой ценой, может быть, оттого, что он знал, что никогда не сможет быть счастлив, по крайней мере, так просто и трогательно, как об этом говорила Джулия. Наконец он с усилием подавил желание расплакаться и, чтобы не заметила Джулия, вытер глаза тыльной стороной ладони. Тем временем Джулия обнимала его все крепче, страстно прижимаясь к нему всем телом, стараясь заставить его неподвижные, безучастные руки ласкать и обнимать ее. Потом он почувствовал, как она приблизила свое лицо к его лицу и с исступленной детской жадностью стала покрывать его щеки, губы, лоб, подбородок частыми поцелуями. Наконец почти жалобно она пробормотала: