Владимир Дудинцев - Новогодняя сказка

Голос рассказчика охрип. Он прокашлялся.

– А люди, любовь, и дружба которых были ему нужны, жили на свете. И он их знал… Была женщина. Но он даже явиться к ней не мог. Не мог открыться, не рисковал. В общем, этот человек написал все свои соображения в большом письме к братьям – «законникам» и заявил, что слагает с себя «сан», уходит в общество нормальных, работающих людей и намерен каким-нибудь выдающимся поступком завоевать то, чего еще не знал в жизни и к чему вдруг потянулся всем своим, как говорится, существом. Это его письмо тюремная администрация напечатала в специальной листовке и разослала по всем тюрьмам и лагерям. Вы, конечно, понимаете: документ был огромной силы, важно было использовать его. Теперь смотрите, в каком положении оказался наш «пахан». За всю свою жизнь он получил в разных судах и не отсидел в общей сложности двести лет тюрьмы. Он понимал, что государство не «разменяет» ему этот срок. С другой стороны, лучше всех зная порядки в общине «законников», он понимал, что «братцы» не простят ему измены и где-то уже наточен для него нож. А ему нужно было прожить хотя бы несколько лет и сделать то, ради чего он пошел на такой шаг. И вот, еще до того, как состоялся над ним суд его «братьев», он совершил свой последний побег. Он был достаточно богат, и, как это бывает в сказках, нашлись врачи, которые сумели заменить всю кожу на его лице и на руках и кожу на голове вместе с волосами. Они и с голосом ему что-то сделали. Это были великие мастера. Бандит получил безупречнейшие документы и стал новым человеком. В три года он закончил два института. Сейчас он доводит до конца свое дело. Он задумал очень большое дело, хочет сделать людям подарок…

– Ну хорошо, – перебил я его, потому что он смотрел все время на меня, – А какое же отношение имеет это к нашему разговору? К тому, что время может стоять и бежать, к тому, что написано на камне: «А жизни его было девятьсот лет»?

– Самое прямое отношение. За этим человеком охотятся исполнители приговора. Они упорно идут по следам. Настигнут обязательно. Человеку осталось очень мало времени. Времени – понимаете? И человек намерен за год или за два прожить заново всю свою жизнь. А что бы получилось, живи он так все свои годы? Жизни его было бы, может, побольше, чем девятьсот лет.

– Вы имеете в виду, конечно, содержание жизни, а не ее продолжительность? – сказал шеф.

– Сразу видно, что вы не очень экономите время! – Мой сосед рассердился. – Да, да, да! Содержание! То, чем мы наполняем сосуд времени. Его надо наполнить только самыми сильными наслаждениями, ощущениями величайших радостей…

– Ну уж, расписался! – опять послышался голос заведующего кадрами. – Это проповеди чистейшего эгоизма. Вам бы все радоваться, наслаждаться! А мне кажется, что надо и для народа поработать. А? Как вы считаете?

– Вы отстали, вот как я считаю. Надо вас взять на буксир. Вы полагаете, что радость, наслаждение – это грех, то, чему вы тайно предаетесь в своих четырех стенах. А работа для людей – это ваша публичная обязанность. Мой бандит по сравнению с вами – передовой человек. Все ваши радости он испробовал, и они ему осточертели. Он теперь признает единственную радость – то, что вы считаете суровой обязанностью.

– Скажите… – начал после минуты молчания шеф. – Откуда вы знаете такие подробности? Ведь человек этот переменил лицо, имя. Он, наверное, не дурак и не открывается первому встречному.

– Я для него не первый встречный.

– Вы должны выдать его, если вы сознательный человек, – вдруг заметил завкадрами. – Должны заявить. Он сделал столько преступлений и бежал из тюрьмы…

– Ни за что, – сказал наш товарищ, – Ни за что! Это уже не бандит. Он сейчас безопасен. Даже полезен. Когда он сделает свое дело, он сам выдаст себя людям.

Тут он достал из кармана свои знаменитые часы – тяжелую луковицу на стальной цепочке.

– Извините. Я должен пойти посмотреть показания приборов.

И вышел. В дверях он задержался и сказал, глядя на меня в упор: «А рассказывал я все это главным образом для вас. Думаю: может, вы учтете опыт некоторых людей и перестанете заниматься игрушками, поставите точку в вашей бесплодной полемике с этим членом-корреспондентом…

Мог ли я тогда предполагать, что жизнь привяжет и меня к этой истории, сделает меня вторым ее героем, героем – двойником!..

Чтобы проверить одно внезапно возникшее у меня подозрение, я спустился примерно через полчаса в подвал и чуть слышно скрипнул дверью, за которой этот человек сидел в окружении сверкающих стеклом и медью приборов. Я скрипнул чуть слышно, а он так и шарахнулся в сторону и разбил несколько склянок.