Эрнст Юнгер - Рискующее сердце

Если бы она действительно произвела мысли, бескорыстные идеи, произросшие не из инстинктов, а из внутреннего чаянья, тогда бы ядро мужества само собой должно было выпасть на ее долю, ибо фронтовик в конце войны, изнуренный чудовищными усилиями, почувствовал себя вдруг совершенно одиноким в полной духовной заброшенности. Если бы при этом было хоть что-нибудь соответствующее способности этих людей к жертве, они бы с радостью протянули руку. Но на этой ярмарке, при этой дешевой распродаже не требовались твердые натуры. Так сила, показавшая себя столь грозной на всех границах, рассеялась, как могут рассеиваться силы только в Германии. Если последовали протесты, и порой протесты кровавые, теперь не ко времени исследовать, чья в этом вина. Будут еще поставлены памятники, о которых сегодня нечего и мечтать.

Эта революция после такой войны не оставила в нас ничего возвышающего, только удручающее воспоминание о времени, когда человек шел, шатаясь, сквозь события и проявил себя только в обнаженной корысти, направленной лишь на собственную выгоду.

В тихие ночи взгляни на звездное небо и постарайся погрузиться в те могучие теории западной мысли, согласно которым пылающий первотуман мечет в пространство миры, как снаряды, и круговорот систем в бесконечных временах удерживается в порядке ветровой игрой присущих ему сил, пока все это снова не распадется вихрящимся хаосом, таящим в своем огненном лоне новые миры. А потом загляни вооруженным глазом в мир одной-единственной водяной капли. Ты найдешь в ней те же законы напряжения и сочетания. Ты откроешь в ней существа светло-зеленые или стеклянно-ясные, движущиеся своими зыбкими, кружащимися трассами, пытающиеся овладеть своим пространством, высовывающие свои мельчайшие органы для нападения или защиты, когда им встречается нечто чуждое. Загляни в по-весеннему зеленеющий лес, кажется, олицетворяющий самое жизнь, и подумай о том, что каждое отдельное дерево, малейший стебель произрастает в ожесточенной борьбе за свет и питание. Закинь свою сеть в глубочайшие, темнейшие бездны моря, и ты извлечешь существа с гигантскими ртами, с прожекторами, выискивающими добычу, с щупальцами, чье назначение — захватывать ее и душить. Поставь перед собой любой предмет и уясни, что там, где этот предмет стоит, не может стоять никакой другой, что простым фактом своего существования предмет уже вынужден посягать на другие предметы, даже если это всего лишь воздух, вытесняемый, когда преодолевается его сопротивление, которого ты не замечаешь, но которое тем не менее существует.

А потом загляни в самого себя. Каждый твой шаг попирает самое жизнь. Каждая ложка пищи, проглоченной тобой, означает страдания и гибель живого существа, вытеснение и нарушение чужого права. Каждый взмах косы, каждый удар топора, опускающегося на бойне, направлен против жизни в целом. Ты боишься болезней и кипятишь питьевую воду; это значит, что ради собственной безопасности ты обрекаешь на медленную мучительную смерть бесчисленные живые существа. Ты действительно заболеваешь, и врач впрыскивает противоядие тебе в кровь, так что разыгрывается решающая битва против армии бактерий. Или ты выздоравливаешь собственными силами: оборонительные вещества твоего тела уничтожили вторгшегося врага. Упрекаешь ты себя в этом? Пока ты живешь, ты осуществляешь право, и непререкаемое последствие этого — вытеснение права других, более слабых видов.

Каждая жизнь отличается от другой и уже потому воинственно противопоставлена другим жизням. В отношении человека к растениям и животным это обстоятельство выступает незамедлительно, что неопровержимо доказывает любой обеденный стол. Однако жизнь проявляется не только в борьбе видов между собой, но и в борьбе внутри каждого вида. Так, человек, когда бы и где бы то ни было, на войне или в мирное время, ведет непрерывную борьбу против другого человека. Какое бы место ни занимал отдельный человек, на какую бы ступень он ни поднялся, на каждом шагу происходит вытеснение других, даже если оно так же мало заметно, как вытеснение воздуха предметом, о котором только что шла речь. Верно говорят, что коммерческое предприятие — деньги других. За самыми как будто мирными учреждениями, как, например, за современной рекламой или за полицией, кроется неумолимая воля к борьбе. Законы, объединения, союзы, короче говоря, социальные контакты затаивают эту борьбу или делают ее менее заметной, но как остро ее оружие, знает каждый. Таковы же отношения государств между собой. Утверждать противоположное — значит измышлять жизненные единства, не подчиненные законам жизни. Это утопические конструкции теоретизирующих мозгов без плоти и крови. Можно было бы уйти от них, не тратя на них слов, чтобы факты говорили сами за себя, если бы не было необходимости непрерывно сверять данные рассудка с действительностью. Потому обнадеживает симптоматичное, пожалуй, для нового поворота во всех слоях появление в эти дни книги, автор которой, современный философ Фрайер {115}, весьма остроумно доказывает, что все мероприятия политики сознательно или бессознательно нацелены на войну. Союзы, договоры, международные соглашения — все это щупальца, сяжки, поползновения абсолютной власти. И если недавно в «Симплициссимусе» {116}появилась картинка с подписью, что «до и после войны дипломаты имеют обыкновение вместе завтракать», это истина в стиле мрачного юмора.