Прошло несколько недель. Как-то зазвонил телефон, и женский голос спросил:
— Доктор Эмони?
— Да.
— Я проходила мимо и увидела вашу табличку. Дорого ли вызвать вас на дом? Сколько вы берете за визит?
Мне не понравился и сам голос, и его тон, однако я ответил:
— Пять шиллингов. Если вы застрахованы или действительно не можете заплатить, я не возьму ничего.
— Ладно. Пять шиллингов я найду. Но не больше. Моя фамилия Язвит. Роза Язвит. Дом на Хардли-стрит, рядом с бакалеей. Просто входите — и сразу на второй этаж.
Я нашел дом и поднялся по узкой, в два пролета, лестнице, скрипучей и плохо освещенной. Дверь была приоткрыта, и я понял, что меня разглядывают в щелочку. Потом неприятный голос сказал:
— Доктор Эмони? Входите. Я — Роза Язвит.
Меня обдало ароматом дешевых духов. Она была очень высокая. Все в ней — морковные волосы, темные узкие глаза, ярко накрашенные губы — дышало здоровьем и броской, животной красотой. Я дал бы ей лет сорок пять или немного больше.
Однако главное потрясение ждало меня впереди. Типичная старая лондонская гостиная, она же спальня, была обставлена с жеманной претензией — плохие репродукции, атласные подушечки, дешевые флакончики из-под духов. А по стенам, на кровати, даже на старом чемодане — куклы, больше десятка, все разные, и все исполненные того же дивного очарования, которое пленило меня несколько недель назад. Я понял, что передо мной — автор этих изумительных творений.
Роза Язвит сказала:
— Высокий, красивый, брюнет. Не рано вам людей-то лечить?
Я ответил ей резко. Я был зол и растерян. Горько видеть эти трогательные, прелестные существа среди такой безвкусицы и знать, что их сделала эта кошмарная женщина.
— Я старше, чем вам кажется, — ответил я, — и внешность моя вас не касается. Не хотите у меня лечиться — я уйду.
— Ну, ну, доктор! — сказала она. — Разве вам не лестно?
— Я не нуждаюсь в ваших комплиментах. Вы больны?
— Не я, сестра. Я вас провожу.
Я не мог просто так выйти из комнаты и спросил:
— Вы делаете этих кукол?
— Да, — ответила она. — А что?
Я пробормотал:
— Купил как-то такую племяннице…
Она хохотнула.
— Не иначе, выложили кучу денег. Они нарасхват. Ну, идемте!
Она провела меня по коридору и, приоткрыв дверь в какую-то комнатенку, крикнула:
— Мэри, это доктор!
Потом, не впуская меня, сказала очень громко:
— Не удивляйтесь, доктор, она у нас увечная!
У окна сидела бледная девушка в халатике, и я успел увидеть безграничное отчаяние на ее лице. Я снова разозлился; такими словами искалечишь и здорового. Женщина не просто сообщала мне, что Мэри — не такая, как все; нет, она напоминала об этом самой Мэри.
Той было никак не больше двадцати пяти лет. Прежде всего я увидел огромные страдальческие глаза, и меня поразило, как мало в них жизни. Сестра Розы Язвит была очень, очень больна.
С первого посещения я запомнил ее милый облик, прелестный лоб, круглую головку, слишком большую для такого худенького тельца, и тусклые нездоровые волосы. Запомнил я и странные губы — жалобные, бледные, трепетные. Но увидел я и другое, и сперва удивился, а потом чуть не задохнулся. Рядом с ней стояли два столика. На одном были разложены кисти и краски, на другом — тряпочки, лоскутки, иголки и нитки.
Ее физический недостаток не имел отношения к теперешней болезни, однако я заметил его с порога, по тому, как она сидела — и удивился. Вам не станет понятней, если я скажу, как это называется по-научному, но болезнь, которую я заподозрил с первого взгляда, вылечить можно.
Я спросил:
— Вы можете ходить, Мэри?
Она чуть заметно кивнула.
— Пожалуйста, — сказал я, — подойдите ко мне.
— Нет, — взмолилась она. — Не надо, не заставляйте!
Меня тронул ее жалобный голос, но я должен был убедиться. Я сказал:
— Простите, Мэри. Пожалуйста, сделайте, как я прошу.
Она неуверенно встала и заковыляла ко мне, приволакивая левую ногу. Я убедился, что прав, бодро улыбнулся и протянул ей руки. На какое-то мгновение наши взгляды встретились, и я понял — ее смыло, она тонет в темной пучине отчаяния. Воздух вокруг меня задрожал от безмолвного крика о помощи. Руки ее взметнулись, потянулись ко мне в ответном жесте и бессильно упали. Чары были разрушены.
Я спросил:
— Давно это с вами?
Роза Язвит вмешалась:
— Мэри у нас калека вот уже десять лет. Я не для того вас вызвала. Она больна. Что с ней такое?
Да, она была больна. Может быть, смертельно. Я почувствовал это, едва переступив порог. Взглядом я попросил большую, вульгарную женщину выйти. Она только рассмеялась.
Читать дальше