Светлое будущее

Вошла Ленка и собрала обрывки поэмы. Решив, что я порвал какое-нибудь свое сочинение, усмотрела в этом прогресс: до сих пор я свою писанину никогда не рвал, писал сразу, внося исправления лишь в машинописный текст или даже в верстку. За это, я знаю, научно-техниеские сотрудники и издательские редакторы ненавидели меня лютой ненавистью. Ленка напомнила мне, что­бы я сходил на избирательный участок. А я совсем забыл, что сегодня выборы. А кого, собственно говоря, мы сейчас выбираем? Вот тебе вопиющий пример лжи и лицемерия, на какой бы искренний лад ты себя ни настраивал, — так сказал бы Антон. И пожалуй, Сашка. Ленка так не скажет, она с молоком матери всосала сознание, что все наши выборы — липа, и у нее по этому поводу ни мысли, ни эмоций. Немного юмора, и все. Эта липа никак не влияет на ее жизнь. А между тем в нашей книге будет раздел о развитии советской демократии, в котором мы будем противопоставлять нашу подлинно демократическую выборную систему лживой американской. Что это за демократия, если абсолютно никакой роли не играет, буду я голосовать или нет, проголосую я «за» или «против». От меня тут абсолютно ничего не зависит. Кандидат один (выборы из одного!). И назначается он по такой линии системы власти, которая абсолютно не зависит от избирателей. Пожалуй, я сказал неправду насчет голосования «против». Говорят, что в таких случаях выясняют, кто голосовал против, и принимают санкции. Кстати, кто будет писать этот раздел в книге? Эдик Никифоров. Ну, этот выкрутится. Парень талантливый. Он такие аргументы найдет в пользу тезиса, будто наша система выборов есть вершина демократии, что даже Канарейкин попросит слегка смазать (чтобы не было лакировки действительности!). Антон, конечно, прав: мы, либералы, отличаемся от мракобесов лишь тем, что делаем то же самое дело чуточку лучше их, немножко другими методами и с большей долей стыдливости или, что то же, цинизма. В комнате у Ленки я не обнаружил ничего криминального. Только вот это стихотворение:

Неужели этот «знакомый мальчик» — она сама? Если это она сама, надо принимать срочные меры. Какие? Надо поговорить с Тамуркой. Она церемониться не будет. Она ей такое пропишет!.. Жаль девчонку, но ничего не поделаешь. Другого выхода нет.

По дороге в больницу я опять встретил Пьяную старуху. Я остановился, но она не обратила на меня внимания. Если бы она проявила хотя какую-нибудь заинтересованность в окружающем, я отдал бы ей все деньги, какие были у меня с собой. Но она прошла мимо со своей скрипучей тележкой, как будто прошла сквозь меня, даже не подозревая о моем существовании. И унесла с собой какую-то мою очень важную нерешенную проблему. Какую? Когда я был маленький, у нас в доме появились хомячки. Очень забавные зверьки. Меня они раздражали. И вместе с тем интриговали какой-то неведомой тайной. Похожее состояние стало появляться во мне теперь, когда я видел Пьяную старуху или думал о ней. Как будто я забыл что-то очень важное, но никак не могу вспомнить, что именно.

Наша академическая больница — одна из лучших в стране. Прекрасное здание. Хорошее обслуживание. Терпимая кормежка. Но эта больница — главным образом для здоровых. Для гигантского количества врачей, выполняющих в основном чиновничье-бюрократические функции. И для таких, как я, желающих здесь по тем или иным причинам отлежаться. За нами тщательно следят, т. е. раз в год заставляют пройти диспансеризацию. Это значит, в определенное время мы носимся по кабинетам — от уролога к окулисту, от окулиста к стоматологу. Мы часами сидим в очередях. Потом нам смотрят в ухо, смотрят в рот, суют палец в задницу и долго записывают в толстенные книжки (истории болезней) то, что мы сами наплачем в зависимости от наших особенностей и целей. Если нужно получить справку для заграничной поездки, мы прикидываемся здоровяками, и тебе пишут «практически здоров», хотя у тебя обострение язвы. Если тебе нужно уклониться от каких-то неприятных дел, ты изображаешь у себя болезнь облюбованного тобою органа и ложишься на обследование и «лечение». У нас в институте многие используют больницу как удобное средство решения своих дел. Но лечить здесь не лечат. Наша медицина не для того создана. Она существует сама для себя. И хорошие отношения у нее с теми, кто без труда поддается лечению. А никто так легко не лечится, как здоровый.