Весна в этом году выдалась затяжной. Снег еще прятался отдельными кучками в расселинах, и листья все никак не могли показаться на ветвях, хотя солнце уже припекало.
С просторного балкона открывался чудесный вид. Слева громоздились заснеженные иззубренные гряды Белых гор — одна за другой, теряясь в голубой дали. Справа простиралась обширная долина, такая зеленая и радостная летом, но бурая и каменистая сейчас. Далеко впереди у самого горизонта виднелась темная полоска — Лес.
Маркграф Эдвард Ротберг стоял, опершись на каменные перила, и осматривал свои владения. Почти все, что он видел, принадлежало ему. Только на самом дальнем краю горной цепи, еле различимый, виднелся силуэт замка Вайсберг. Когда-нибудь, впрочем, и этот замок с его землями будет принадлежать дому Ротберг. Возможно, раньше, чем кто-либо думает.
Гонец прискакал около получаса назад — Ротберг заметил его, когда тот был еще далеко. Интересно, что за вести он привез. И где его носит, почему он до сих пор не явился к нему.
Наконец, томительное ожидание закончилось.
— Ваша светлость, — гонец поклонился, забренчав кольчугой, и протянул Ротбергу свиток папируса.
Пробежав глазами по строчкам, маркграф вспотел. Он перечитал письмо еще и еще раз, отпустил гонца и прочитал текст в четвертый раз.
Новости были самые замечательные.
«Наследник хана убит, — писал Исмарк. — Несомненно, это будет расценено как происки Запада. Весьма вероятно, Восток попытается нанести ответный удар. Вам следует отослать в столицу не менее четырех тысяч воинов для укрепления гарнизона».
Вот оно.
Ротберг снова устремил свой взор на восточный горизонт.
Убийство ханского сына и неразбериха, которая за этим конечно последовала — это тот шанс, к которому дом Ротберг шел уже два века. Как удачно, что этот шанс выпал именно ему.
Эдвард вспомнил уроки истории, которые давал ему престарелый философ из Ликеи.
В 1797 году Великого Мира запад содрогнулся. Солнцепоклонная ересь, просочившаяся с востока, набрала силу и нанесла удар, который едва не перечеркнул все завоевания цивилизации. Волнения охватили столицу, подогреваемые провокаторами. Армия встала на сторону повстанцев, поскольку и генералы оказались поражены этим мракобесием. На улицах появились баррикады, а вскоре и трупы. Только гвардия оставалась верна дому Вреддвогль, но ее было недостаточно; повстанцы и армия теснили ее повсюду. Дворец был взят в кольцо, и вскоре ворота были открыты — предательства никогда никто не ждет, но оно всегда таится рядом. Императорская семья была схвачена и казнена в полном составе — сам император, его дети, жена и братья.
Страна погрузилась в хаос. Власть перешла в руки мятежных полководцев и феодалов, называвших себя Трибуналом. Их лица были скрыты: не личность составляет цену человека, но его дела — так говорили они.
Карл Ротберг, сын тогдашнего главы дома, также вошел в Трибунал, обеспечив верность Севера.
Восемнадцать долгих лет люди жили в страхе, ибо власть Трибунала была жестокой и беспощадной. В том числе беспощадной к старым богам.
Храмы по всей стране были осквернены и разграблены, а затем перепосвящены Солнцу. Но это было чужое, Старое Солнце, пришедшее с востока, а не Сул из старого пантеона. Людей насильно обращали в новую веру и принуждали приносить жертвы новому богу, огнем и мечом карая несогласных.
Рано или поздно любой кошмар кончается. Трибунал стал невыносим, протестные настроения, копившиеся много лет, наконец, прорвались и выплеснулись на улицы столицы. Кровь опять потекла по мостовой. Повстанцев вел молодой человек, выдававший себя за Клавдия Вреддвогля, сына последнего императора. Он говорил, что чудом спасся в ужасной бойне полтора десятилетия назад, а сейчас вернулся, чтобы вернуть себе трон Империи.
Трибунал был повержен своим же оружием — вероломством. Карл Ротберг перешел на сторону Лжеклавдия и выдал остальных членов. Полководцев вытащили прямо из постелей и убили на месте, а с ними и всех, кто хоть как-то запятнал себя сочувствием к Трибуналу. Два года Лжеклавдий и его наемники выкорчевывали всякие следы Старого Солнца, возвращая старых богов на их законные места.
А затем Лжеклавдий неожиданно умер: раны и тяготы войны сокращают век. Говорили и о яде, и о происках востока. Так или иначе, власть перешла к Верховному Совету, в который вошли крупнейшие землевладельцы Севера и Юга.
Читать дальше