Но Стейнбек всю жизнь пытался быть не просто писателем, не просто свидетелем мира, а пишущим для и ради. Когда началась Вторая мировая, он проникся патриотизмом. Написал откровенно пропагандистский роман «Луна зашла» об оккупации и Сопротивлении, потом еще один — о тренировке экипажей бомбардировщиков (любопытно, что название последнего, «Бомбы сбросить», можно перевести и как «Напрочь провалиться»). Был военным корреспондентом «Нью-Йорк геральд трибьюн» в Англии и на средиземноморском театре военных действий, 14 сентября 1943 года в Салерно видел контратаку немцев, пытавшихся сбросить в море союзнический десант. Военных впечатлений этого дня ему хватило почти на всю оставшуюся жизнь.
Как всегда, он находил и те уголки войны, на которые никто другой внимания не обращал. Жизнь — пусть уродливая, увечная — продолжалась и на войне. Стейнбек видел ее, и она была важнее и ярче реляций о подвигах и боях. В 1958-м он соберет воедино тогдашние истории и опубликует под названием «Когда-то была война». И напишет о ней: «В этих корреспонденциях много такого, о чем я и не подозревал. Они вызывают ненависть к войне вообще. А я-то считал, черт возьми, что по меньшей мере восхваляю войну».
В декабре 1943-го он вернулся с войны вместе со своим верным, замученным военными репортажами Поросягасом. Ностальгия по прошлому, тоска по когда-то беззаботной, безбедной жизни, когда все неприятности были только до обеда, или до завтрака, когда завтрак этот удавалось найти, или покуда не кончится дождь, по Монтерею его молодости, по кварталу Тортилья-Флэт и веселым пайсано родили «Консервный ряд». Это замечательная книга: легкая, брызжущая мальчишеским весельем, безрассудная, но и мудрая, и глубокая, и добрая. Стейнбековский язык здесь удивителен, волшебен и упруг. Критика же в лучшем случае пренебрежительно усмехнулась забавам «социалиста и пропагандиста». В худшем — обвинила чуть ли не в измене пролетарскому делу. И, словно откликнувшись, Стейнбек пишет «Жемчужину» — страшную, плоскую, тяжеловесную, угловатую, пуританскую, насквозь черно-белую притчу о внезапном богатстве, преступлениях и гибели из-за него. «Жемчужина» кажется мертвым дном, перигеем всего написанного Стейнбеком. Странно, но первый перевод «Квартала Тортилья-Флэт» на русский язык, опубликованный в 1963 году, зачем-то — возможно, смутившись озорной вольностью и равновесия ради — уместили под одну обложку с уже издававшейся «Жемчужиной». Автор предисловия М. Мендельсон без конца извинялся перед советским читателем за то, что ему представлена легкомысленная «комическая сказка», «собрание анекдотов из жизни не вполне реальных персонажей» — на самом-то деле едва ли не самых живых и реальных из всех, населяющих стейнбековские страницы. «Кое-где автор делает попытки представить персонажей явно дегенеративного склада воплощением самых лучших человеческих качеств…». И это написано про блаженного в своей простоте, благородного, нищего Пирата, давшего обет скопить денег, чтобы купить для святого Франциска золотой подсвечник в благодарность за излечение собаки! А в мертвяще-казенной, тяжеловесной, свинцовой похвале отчеканен приговор: «Одно из лучших, наиболее значительных в идейном и художественном плане произведений Стейнбека… в „Жемчужине“ резче выпячена буржуазная сущность зла». Мрачный триумф духа тяжести, вдавившего наконец несчастного Поросягаса в постамент.
И дальше тяжесть, которую приходилось волочить на себе бедному крылатому свину, все прибавлялась. Хотя изредка ему удавалось выбраться из-под нее и вдоволь порезвиться, живые лица все больше мешались с расставленными по полочкам клише, ткань текста безжалостно кроилась под схему. Роман становился похож на завод в строительных лесах — грязь, захватанные пальцами кальки, дым, и завалы бетонных обломков, и плоскости, какофония углов, люди, усталые, собравшиеся в уголке перекурить. Иногда стройка завершалась в величественное здание, иногда — оставалась полудостроенным скелетом, набитым гипсовыми масками. Стейнбек метался, пробовал, экспериментировал с формами романа, со стилем, с языком. Сценарии, притчи, втиснутый в прокрустово ложе провинциальной жизни миф: «Забытая деревня», «Вива Сапата!», «Яркий огонь», «Заблудившийся автобус» и, как просвет, добрый, веселый и правдивый «Русский дневник», записки о путешествии вместе с фотографом Робертом Капа по послевоенному Советскому Союзу. Поросягас вдоволь порезвился и посмеялся на бескрайних просторах победившего социализма, и в результате написанную в 1948 году книжку опубликовали в Советском Союзе лишь спустя сорок лет. Стейнбек пробовал найти формулу успеха, не пытаясь копировать самого себя. Читатели, судя по продажам, воспринимали результаты экспериментов вполне положительно, критики брюзжали, упрекали в отсутствии значительного и увлечении проходными вещами.
Читать дальше