Уильям Моэм - Рассеянные мысли [сборник]

Однако привычка приводить обширные цитаты из других авторов иногда доставляла ему неприятности. В книге «Города северной и южной Италии» он обильно цитировал историка Фримана, не получив предварительно разрешения, и Фриман обвинил его в бессовестном и наглом воровстве. Это очень задело Огастеса, который считал, что работы Фримана не оценены по достоинству из-за «их напыщенной многословности» и, представив читателям выдержки из его сочинений, он оказывает историку добрую услугу. «Думаю, не стоит говорить, — заметил он в комментарии к этому инциденту, — что я сразу, как только смог, изъял из моих книг все упоминания о мистере Фримане и все цитаты из его работ». Так историк отправился обратно в забвение. Самая злобная и оскорбительная рецензия на книги Огастеса появилась, по его словам, в журнале «Атенеум». В ней его обвиняли в том, что он копирует материалы из путеводителей Мюррея без указания авторов, и в доказательство приводили два предложения, в которых повторялась одна и та же забавная ошибка. На самом деле именно так он и поступал. Но его книги пользовались огромной популярностью. К концу девятнадцатого века вышло пятнадцать переизданий «Прогулок по Риму», пять «Прогулок по Флоренции и Венеции» и по шесть «Прогулок по Лондону» и «Странствий по Испании». Возможно, знакомство Огастеса с Испанией, Голландией и Скандинавией было весьма поверхностным, хотя у него есть книги обо всех этих странах, но Италию и Францию он знал, как никто другой.

В последующие десять лет Мэрайя Хейр и Огастес большую часть времени жили во Франции и Италии. Она много болела, и Огастес самоотверженно за ней ухаживал. В промежутках он вращался в высшем свете, проводил для благородных дам занятия акварелью на пленэре и экскурсии по Риму, во время которых, окруженный толпой восхищенных поклонниц, рассуждал об архитектурных достоинствах и исторической ценности зданий, которые им демонстрировал.

Итальянская мама в то время оказалась в очень стесненных обстоятельствах, отчасти из-за краха банка своего отца, отчасти потому, что адвокат, который вел ее дела, растратил оставшееся. Она умерла в 1864-м. Эсмеральда пережила мать на четыре года. Мэрайя Хейр скончалась в 1870-м. Вскоре после ее смерти у Огастеса возникли серьезные финансовые трудности. Поскольку с приемной матерью его связывали очень близкие отношения, он не верил, что надолго ее переживет. В результате Огастес не предпринял, по собственному выражению, «обычных мер для обеспечения своего будущего», и одно время казалось, ему не останется ничего, кроме Холмхерста и шестидесяти фунтов в год. Он не рассказывал, как разрешилась эта ситуация, но в результате, по-видимому, ее состояние перешло к нему. При этом Огастес горько жаловался, что, не будучи законным наследником, вынужден платить налог в десять процентов со всего унаследованного имущества. Он никогда не распространялся о своих доходах, и поэтому их величина мне неизвестна. Ему хватало средств, чтобы обставить Холмхерст с большим вкусом, постоянно принимать гостей и путешествовать, когда заблагорассудится. Он мог даже позволить себе время от времени терять несколько сотен фунтов на рискованных операциях. Огастес считал себя не профессиональным литератором, а скорее джентльменом, который из чисто альтруистических соображений пишет книги, призванные помочь путешественникам с пользой насладиться красотой природы и искусства. Поскольку он издавал их за собственный счет, они, вероятно, приносили ему значительные суммы.

После смерти Мэрайи Хейр жизнь Огастеса шла по одному и тому же распорядку. Он много путешествовал за границей, главным образом для работы над путеводителями, а затем, вернувшись в Англию, жил в Холмхерсте, где принимал гостей и сам гостил в загородных усадьбах своих знакомых. Приезжая в Лондон, он снимал номер на Джермин-стрит и ходил завтракать в «Атенеум», где всегда занимал один и тот же столик. Утро проходило за работой в библиотеке, потом, во второй половине дня, его ждали визиты, чаепития и банкеты, на которых он присутствовал по обязанности, а по вечерам — ужин в ресторанах. В его дневнике того времени есть горестная запись: «15 мая. Делал зарисовки „в грязно-живописной“ больнице Святого Варфоломея. Сегодня, в первый раз в этом году, не получил приглашения на ужин. Ужасно скучаю».

Огастес так и не женился. В его биографии есть таинственная запись, подразумевающая, что у него однажды было такое желание: «В этом году [1864] мне страстно хотелось совершить нечто, что лишило бы меня возможности посвящать все время и внимание моей матери. Поэтому я задушил это желание и надежды, которые с ним связывал». Если я не ошибся в своих предположениях, то объектом его привязанности наверняка стала женщина из хорошей семьи, располагающая определенными средствами. Но, разумеется, Огастес финансово зависел от Мэрайи Хейр, и хотя у меня нет оснований подозревать, что он умалчивает о настоящих причинах, женитьба против воли приемной матери вполне могла стоить ему наследства. В их семье такое случалось. Однако, мне кажется, бурные страсти вообще были не свойственны его натуре. Однажды Огастес сказал мне, что до тридцати пяти лет не имел половых сношений с женщинами. Он отмечал дни, когда таковые случались, крестиками в своем дневнике. Получалось примерно раз в три месяца. А поскольку большинство мужчин склонны прихвастнуть на сей счет, я полагаю, он несколько преувеличил интенсивность своей половой жизни.