Синклер Льюис - Капкан

Он посмотрел на Джо и вдруг вздохнул:

— Будь я проклят! Мы оба тоскуем по ней.

— Да. Я тоскую. И всегда буду тосковать. Но ради нее самой, Ральф, мы оба, я — потому что так беден, а ты — потому что так богат, должны держаться от нее подальше.

— Да. Пожалуй, ты прав. И вот что, Джо… Давай постараемся, чтобы наша дружба была настоящей и прочной. Знаешь, мне так нужно, чтобы ты ворчал на меня, не то я опять стану мелким сутягой и погрязну в делах.

— Никто тебе не нужен.

— Все равно, ты поедешь со мной в Нью-Йорк.

— Что ж… Но предупреждаю тебя, я намерен отыскать себе там дешевую харчевню, где пол посыпан опилками, а официант ходит без воротничка, с резинками на рукавах, и буду являться туда каждый день, плевать на пол и орать: «Эй, тащи-ка сюда свинины с бобами, да пошевеливайся, не то голову оторву!» Тогда, может, я и выдержу… Мать честная! Вот это бифштекс!

Хитрость Ральфа удалась. Вид роскошного бифштекса, украшенного горошком, морковью, ломтиками картофеля и хрустящим жареным луком, открыл перед Джо новые захватывающие перспективы; и когда в девять часов за ними пришел Джеймс Уортингтон Вири, Джо, видимо, был убежден, что в Нью-Йорке есть кое-что еще, кроме подстерегающих на каждом углу хорошеньких женщин и высокомерных официантов, которые все как один над ним смеются.

Мистер Вири, пустив в ход средства, о которых не сохранилось сведений в анналах истории, ухитрился нанять лимузин. Джо устроился на мягком сиденье, легонько похлопывал себя по животу, согретому обильными яствами, и сиял, взирая на мир. Вид у него был идиотски довольный. Ральф с некоторой тревогой подумал, не хватил ли он лишнего, поскольку Вири принес к ним в номер бутылку виски. Но он помнил, что Джо выпил один-единственный стаканчик виски с содовой; а когда Вири заговорил, он забыл про эти опасения.

— Да, кстати, совсем из головы вон. Вы ведь ездили на Север с неким малым по фамилии Вудбери, членом нашего загородного клуба, верно?

— Да.

— А потом вы… м-м… э-э… расстались?

— Да, и я как-то даже чувствую себя немного виноватым. Вудбери для меня не в меру болтлив, я просто не мог больше выносить его присутствия, но все же я, пожалуй, нехорошо поступил, что бросил его.

— Понимаю. Я-то всегда считал, что он просто — напросто крикун и аферист. Поэтому я удивился, когда вы поехали с ним, и нимало не удивлен, что вы его бросили. Но вот что забавно: на днях он был проездом в Виннипеге. Я встретил его в гостинице. И он сам мне сказал, что это он вас оставил, бросил, потому что вы невозможно умничали. Мне это показалось сомнительным. Я его всегда недолюбливал. Кстати, Прескотт, вы сказали, что едете с Истером в Нью-Йорк. Может быть, поедем вместе? Я уезжаю завтра вечером.

— Отлично! Едем вместе, — сказал Ральф.

Он ликовал. Элверна в Миннеаполисе сделает что-нибудь такое, неизвестно что именно, но непременно что — нибудь замечательное, достойное, высококультурное. А Джо с его помощью преуспеет на ниве торговли в Нью-Йорке. Когда-нибудь он человеколюбиво, по-отечески воссоединит преобразившуюся Элверну с преуспевающим Джо. Они будут друзьями. Он станет крестным отцом, дядюшкой и вообще благодетелем их детей. Он бросил Вудбери, но тот сам теперь оправдал его поступок своей ложью.

Все было удивительно благородно, ясно и приятно.

Обуреваемый столь высокими и лирическими чувствами, он явился в особняк полковника Экерса.

Полковник был причастен к торговле пшеницей, причастен к железным дорогам, причастен к банкам и построил себе дом величиной чуть ли не с Виндзорский замок, но куда более современный. Там были три гостиные, библиотека с несколькими книгами и орган — если верить справочной книге Торговой палаты-самый большой к северу от Сент-Луиса.

Вечеринка была не слишком шумная. Несколько парочек усердно танцевали под радио, кучка мужчин сосредоточилась в библиотеке вокруг столика с шотландским виски и коньяками «Гран Марнье» и «Наполеон IV». Но больше всего было толстозадых мужчин, которые стояли у камина, украшенного головами лосей, головами медведей, головами горных козлов, а также рыбьими чучелами, и беседовали о спорынье, поразившей пшеницу.

Они встретили Джо Истера с распростертыми объятиями. Они интересовались его мнением о щуке, которая водится в реке Мэнтрап, и о качестве шкурок выхухоля.

Джо вошел в дом не без робости, опасливо поглядывая на люстру в прихожей и амуров, витавших на потолке. Он разинул рот, увидев лакея, и когда тот лениво протянул руку за его шляпой, весьма неохотно расстался с этим символом мужественности. Когда его представили хозяйке, изукрашенной золотом, ее дочери, изукрашенной серебром, и ошеломляющей толпе других самоцветных и металлических дам, он заметно вспотел и едва заметно пробормотал: