Интересно, как представляет себе Джо будущее своей бескрайней страны, когда здесь перебьют пушного зверя и на место траппера придет фермер и действительно откроются золотые прииски, о которых сейчас ходят слухи?
Или религия… Испытывает ли потребность в молитве такой человек, как Джо, в многодневном одиночестве зимнего пути, чувствует ли десницу всемогущего в безлюдной глуши?
Музыка, театр, кино — интересуется ли этим Джо, приезжая за товаром в Виннипег? Скучает ли без этого в Мэнтрапе?
Ральф думал вслух, предоставив своей мысли резвиться среди сложностей и противоречий, наслаждаясь умственной гимнастикой после долгих недель апатии. Джо не выказывал признаков скуки, а Ральф сейчас не видел ничего неуместного в том, чтобы рассуждать о высоких материях под равнодушно плывущими облаками. Только к вечеру его захватило очарование засыпающей природы, и он, умиротворенный, замолк. Берега Мэнтрап-Ривер раздвинулись, впереди простиралось озеро. Золотисто-зеленый свет на белесых стволах тополей, на серых скалах, на воде, сверкающей, как полированный щит; долгие задумчивые тени. Две длинные волны в кильватере, гладкие, не тронутые зыбью, будто отлитые из хрусталя, а за спиною величаво поднимается огромная, полная, нестерпимо красивая луна.
В благоговейной тишине высадились на берег, вскипятили чайник. Не спеша закурили.
— Вот за этим я сюда приехал! — сказал Ральф.
— Ну и хорошо! — Негромкий ласковый голос Джо Истера мягко вплетался в вечернюю тишину. Видно было, как над озером плеснулась рыба; по воде разошлись огненно-оранжевые круги. — В лесах бывает неплохо, только с ними требуется ровное обхождение. Хотя я и в городе сколько раз славно проводил время.
По концертам, про которые ты толковал, я не очень ходок. Правда, оркестр Суза один раз слушал. В Миннеаполисе было дело. Да, вон в какую даль занесло. Состязания по бильярду видел — классная была игра. Но самое занятное, что там со мной приключилось, — это… Скажи, тебе маникюр когда-нибудь делали?
— Ну да, случалось.
Ральф был изумлен. Ногти Джо, поломанные от возни с тяжелыми тюками мехов, с дровами для костра, никак не выдавали особого пристрастия к маникюру.
— Вот и мне разок случилось. Интересно так вышло. Было это, я уж сказал, в Миннеаполисе, примерно год назад. Решил я себя побаловать: постричься и побриться в модной парикмахерской. Не вышибли бы только, думаю, ну да ладно, рискнул. И отправился в Ранела-Отель. Гляжу: шик, блеск, повсюду мрамор, позолота. В закуточке рядом с вестибюлем — плюшевая мебель и все такое-сидят девушки: видно, поджидают своих кавалеров. Одна другой лучше! Парикмахерская внизу, в подвальчике, но зато какая! Вся выложена белым кафелем, по потолку пущен золотой узор, большущий стол с журналами и вокруг — кресла: сиди, дожидайся. Как заходишь, два негра пройдутся по тебе щеткой, вырвут шляпу из рук, и только ты начнешь оглядываться по сторонам и гадать, стянули или нет, — они уже тут как тут, подают тебе ее с поклоном, ровно ты герцог Йоркский!
Так вот, сэр, парикмахер мне попался щупленький такой итальяшка, но мастер, я тебе доложу! Так выбрил вот эту корявую рожу — стала как бархатная. И чего только еще он надо мной не вытворял! Опрыскал духами! Массаж сделал-божился, что личико станет, как у Лилиан Рассел, [14] Рассел, Лилиан (1861–1922) — известная американская оперная певица, славилась своей красотой.
да только мою физиономию массаж не взял. Голову мне вымыл, — тут как раз обнаружилось, куда пропала плитка жевательного табаку, которую я потерял в позапрошлое лето. Но не буду отклоняться от главного.
Только я сажусь, он спрашивает:
«Почистить?»
«Безусловно», — говорю.
«Почистить!» — орет, будто ноготь себе на руке прищемил. Сейчас же один негритенок срывается с места как ошпаренный, летит ко мне через весь зал и накидывается на мои башмаки. Я даже глаза опустить не отважился, чтобы не увидеть, какого он мнения насчет моей обуви.
«Голову мыть будем?» — говорит парикмахер.
«Можно», — говорю.
«Ультрафиолетовое облучение?»
«Не знаю, что это такое, — говорю, — но, поскольку я не слишком часто попадаю в места, где есть цивилизация, надо попробовать. Чувствую, что приобщаюсь к светской жизни, — говорю. — Когда выйду отсюда, че иначе пригласят на место директора какого-нибудь банка».
Вижу, он вроде заскучал. Ни один его фокус со мной не прошел. Думал меня огорошить хоть ультрафиолетовым облучением, а я и тут не спасовал. Тогда его осенило. Смотрю — просиял, перемигнулся с тем Юлием Цезарем, что брил клиента за соседним креслом, и нежненько так спрашивает:
Читать дальше