Стэйси Омонье - Страсти по Уич-стрит

После слушания он навестил давнего друга в Краеведческой Службе Лондона. Два утра просидел над картами. После того еще два утра блуждал по улицам Стрэнд, Кингсвей и Олдвич, сделал несколько аккуратных замеров и подсчетов. Детали занес в заведенную для таких случаев книжечку и возвратился к другим делам. Однако прежде, чем приступить к ним, в другой книжечке он записал сделанное заключение. Книжечка эта была хранилищем его наблюдений по части юриспруденции. А изречение гласило: «Причина всех зол в том, что люди осмеливаются на утверждения, не изучив вопроса».

В этом рассказе можно было бы и вовсе не упоминать о старом Стивене, не присутствуй он на ужине у лорда Вермеера, где произошла весьма скверная история.

И следует признать, что в подобных обстоятельствах такой ценный и исполнительный свидетель весьма кстати.

Лорд Вермеер, строгий, волевой человек, немного нетерпеливый и властный, происходил из графства Ланкашир и до того, как стал политиком, сколотил невероятное состояние на соде, синтетических удобрениях и крахмале.

Тот скромный ужин, однако, имел определенную подоплеку. Самым важным из гостей был мистер Сэндимэн, представитель эмира Баккана в Лондоне. Лорд Вермеер изо всех сил старался угодить гостю по причинам, которые станут понятны позже. Мистер Сэндимэн был убежденным космополитом. Владея семью языками, в любой европейской столице он чувствовал себя как дома. Лондон же оставался его штабом на протяжении более чем двадцати лет. Помимо него, в числе приглашенных были еще один министр мистер Артур Тумс, будущий зять Лоус-Парлби, юрист и скромный парламентарий-социалист Джеймс Троллей, а также сэр Генри Бройд с супругой. Последних пригласили не потому, что сэр Генри на что-то годился, а потому, что красивая и эффектная леди Бройд могла произвести впечатление на виновника торжества. Шестым гостем был Стивен Мансард.

Ужин удался на славу. Когда череде блюд подошел конец, и леди удалились, лорд Вермеер прежде, чем вновь присоединиться к ним, провел джентльменов в другую комнату выкурить по сигаре. Тогда-то и случился конфуз. Лоус-Парлби и мистер Сэндимэн не питали друг к другу симпатии. Кто знает, какова была истинная причина этой неприязни, но их редкие встречи неизменно сопровождались сардоническим обменом колкостями. Оба были умны, сравнительно молоды, недоверчивы и ревнивы к успехам друг друга, более того, ходили слухи, что мистер Сэндимэн, якобы, имел виды на дочь лорда Вермеера, и нарушил его планы внезапно вклинившийся Лоус-Парлби. Сейчас, на сытый желудок, мистер Сэндимэн был настроен блеснуть разными гранями своих знаний и опыта. От обсуждения притязаний крупных городов джентльмены перешли к неспешной беседе о необратимом увядании старины. Между Лоусом-Парлби и мистером Сэндимэном случилась короткая перепалка относительно претензий Будапешта и Лиссабона, из которой мистер Сэндимэн вышел победителем, выудив из соперника признание, что, хотя Лоус-Парлби и провел в Будапеште два месяца, в Лиссабоне он пробыл только два дня. Сам мистер Сэндимэн прожил по четыре года в каждом из двух городов. Лоус-Парлби резко сменил тему.

— Кстати, о старине, — сказал он. — Забавные обстоятельства всплыли на том слушании по Ацтек-стрит. Спор в переполненной пивной разгорелся из-за вопроса о том, где была Уич-стрит.

— Припоминаю, — подхватил лорд Вермеер. — Нелепейшая ссора. Я-то полагал, любой, кому за сорок, вспомнит ее точное местонахождение.

— Как бы Вы ответили на этот вопрос, сэр? — осведомился Лоус-Парлби.

— Несомненно, она начиналась на углу Ченсэри-Лэйн и заканчивалась у второго ответвления к западу после Дворца правосудия.

Лоус-Парлби было, ответил, но тут мистер Сэндимэн прочистил горло и проговорил высокомерным, елейным голосом:

— Прошу прощения, милорд. Я знаю Париж, Вену, Лиссабон, знаю каждый камень в их мостовых, но Лондон я считаю своим домом. И Лондон я знаю еще лучше. Я прекрасно помню Уич-стрит. Будучи студентом, я наведывался туда за книгами. Она шла параллельно Нью-Оксфорд-стрит, но южнее, как раз между Нью-Оксфорд и Линкольнз-Инн-Филдс.

Это заявление привело Лоуса-Парлби в ярость. Во-первых, это была возмутительная ложь и наглая выдумка. Во-вторых, он уже натерпелся достаточно позора с Лиссабоном. Наконец, точно огонь, его обожгло воспоминание о злосчастном разбирательстве, когда на той же почве его отчитал судья Тритолстон, а адвокат был уверен в своей правоте. Проклятая Уич-стрит! Он набросился на мистера Сэндимэна.