Эдгар По: Сумасшедший убийца

Вдруг до моих ушей донесся глухой, подавленный, прерывистый шум, похожий на стук часов, завернутых во что-нибудь мягкое. Я хорошо узнал эти звуки: это было биение сердца старика. Оно только усилило мое бешенство, как бой барабана наэлектризовывает солдата.

Но я все-таки совладал с собою и не тронулся с места, хотя почти задыхался. Фонарь висел в моих руках неподвижно, и луч его прямо падал на открытый глаз. А сердце, между тем, билось с адской силой; биение становилось прерывистее и все более и более затруднительным. Ужас старика, должно быть, не знал границ.

Повторяю, я был очень нервный и биение сердца старика раздражало меня так сильно, что я, наконец, не вытерпел, с диким ревом бросился в комнату и внезапно раскрыл фонарь… Старик испустил крик, всего только один крик.

В один момента я свалил его на пол и набросил на него подушки и перину, затем сел на него и, прильнув ухом к перине, улыбался от восторга. Мало-помалу сердце старика затихало и, наконец, все замерло вокруг: старик был готов. Я поднял перину, подушки и заглянул прямо ему в лицо: – сомнения не оставалось, тело обратилось в труп; теперь уже проклятый глаз не будет беспокоить меня.

Если вы и теперь еще того мнения, что я сумасшедший, то сейчас разубедитесь; слушайте только, как находчив я был при выборе мер для сокрытия трупа.

Ночь близилась к концу, и я, что называется, работал на всех парах. Быстро откромсав голову, руки и ноги, я сорвал 3 половицы и уложил между дранью куски тела; затем опять также тщательно наложил доски, и все стало шито-крыто. Смывать было нечего: ни одного кровавого пятна, так я действовал предусмотрительно.

На башенных часах пробило 4, когда я совершенно управился со своим делом и, самодовольно потирая руки, посматривал на половицы, сокрывшие труп. Вдруг в наружную дверь раздался стук; я совершенно спокойно отворил ее, – чего же мне было теперь бояться? Вошли трое полицейских. Оказалось, что ночью кто-то из соседей услыхал шум в квартире старика и заявил полиции о своих подозрениях.

Я, впрочем, отнесся к этому совершенно спокойно и принял гостей сколь возможно любезнее.

– Слышали, говорят, крик?… Очень может быть: я часто вскрикиваю во сне, а старика и дома не было даже; он уехал по делам и попросил меня покараулить его квартиру… А, впрочем, если вам сомнительно, осмотрите хорошенько весь дом, поищите пройдите, пожалуйста, в его комнату; у него там не мало разных сокровищ…

И я, с развязностью настоящего хозяина, стал растворять перед ними ящики комодов и стола, где находилось все в неприкосновенности и целости.

Когда осмотр окончился, полицейские извинились в напрасном беспокойстве и собрались было уйти, но я любезно предложил им отдохнуть и сам, с безумною отвагою, уселся как раз на той половице, под которой скрывался еще теплый труп.

Мы стали говорить о совершенно посторонних вещах, и я даже чувствовал себя в ударе поострить. Вдруг, среди смеха, я почувствовал страшное головокружение и шум в ушах; я сознавал, что бледнею, смертельно бледнею, и присутствие полицейских меня ужасно стесняло; но они ничего, по-видимому, не замечали и продолжали разговаривать. А между тем шум становился все явственнее и сильнее, я надеялся заглушить его болтовнею, но это плохо мне удавалось. Под конец он принял такой решительный характер, что мне стало казаться, будто шум этот не в ушах, а наяву.

Во мне зашевелился какой-то непонятный страх, и я значительно стал усиливать голос, но шум почти заглушал мои слова…

Я с трудом дышал, говорил все быстрее, смеялся все громче, а полицейские ничего еще не замечали. Наконец, я поднялся со стула и, сильно жестикулируя, не говорил уже, а почти кричал, но шум все рос и рос…

О, Бог мой… Что я мог поделать?! На губах у меня показалась пена, я говорил всякую ерунду, хохотал, сердился, клялся в чем-то, стучал стулом, топал ногами, но шум гудел в моих ушах!… А полицейские все еще сидели, болтали и улыбались… Неужели они ничего не слыхали?… О, всемогущий Боже!… Нет, нет! Они слышали! они подозревали!… они знают!… Но зачем же не берут меня. Им хочется потешиться над моим страхом… Так нет же, нет!…

Я почувствовал, что мне надо кричать или умереть…

– Негодяи! – вскричал я. – Чего вы ломаете комедию!… Думаете – не понимаю? Так знайте же, что я убил его, да, убил!… А спрятал вот тут!… Сорвите доски и увидите… Слышите, как стучит его сердце?… Ну же, уносите его скорее, я не могу далее выносить этого шума…