Роберт Вальзер - Прогулка

У господина Дюнна однако хватило наглости мне заявить:

— Право, не понимаю вашего возмущения и никогда ничто меня не сподвигнет это понять. Все ваши бесконечные упреки, высказанные вами в столь резкой форме, для меня непостижимая загадка и так, скорее всего, загадкой и останутся. Костюм сидит великолепно. Никто не сможет меня в этом переубедить. Вы выглядите в нем просто неотразимо, и моя уверенность в этом непоколебима. К некоторым отличающим его особенностям и своеобразию вы в самом скором времени привыкнете. У меня заказывают гардероб высшие государственные чиновники, а также к моим благосклонным клиентам относятся и господа председатели судейской коллегии. Этого безусловно неопровержимого доказательства моего мастерства вам разве не достаточно? Я не собираюсь удовлетворять чрезмерные запросы и неоправданные ожидания, а на наглые требования мастер Дюнн не обращает никакого внимания. Люди более высокого положения и господа поблагороднее вас были во всех отношениях довольны моим мастерством и искусством. Теперь вам и возразить-то нечего.

Поскольку я был вынужден признать, что ничего не поделаешь и что моя отчаянная и, возможно, слишком пылкая атака обернулась болезненным и позорным поражением, то я решил вывести мои войска из этой злосчастной баталии, протрубил отбой и сконфуженно обратился в бегство. Вот так и окончилась моя бесшабашная авантюра с портным. Стараясь не глядеть по сторонам, я прямиком поспешил в кассу налоговой инспекции. Однако тут придется исправить одну грубейшую ошибку.

Как теперь, по прошествии некоторого времени, стало очевидно, речь шла не об уплате налогов, а пока что лишь о беседе с президентом достопочтенной налоговой комиссии, а также о произнесении или вручении торжественной декларации. Пусть читатель извинит мне ошибку и любезно выслушает, что я собираюсь ему на сей счет сообщить. Подобно тому, как стойкий и непоколебимый портной Дюнн обещал и гарантировал безупречность своего шедевра, так и я обещаю и гарантирую точность и подробность, а также краткость и лаконичность требуемой налоговой декларации.

Сразу же, как в полынью, ныряю в эту весьма пикантную ситуацию.

— Позвольте объяснить вам, — открыто и прямо обратился я к налоговому инспектору, а возможно, и какому-то высокому налоговому начальнику, преклонившему ко мне свое царственное ухо, дабы выслушать с должным вниманием мое сообщение, — что я бедный писатель и сочинитель, так сказать Homme de Lettres и располагаю весьма ненадежным доходом. О каком-либо накоплении капитала в моем случае, конечно, не может быть и речи. Констатирую это к моему великому сожалению, но не впадаю по такому плачевному поводу в отчаяние и не лью слезы. Как говорится, выкручиваюсь, свожу концы с концами. В роскоши мне не утонуть, это вам с первого взгляда ясно. Питаюсь я просто и скудно. Может, вам и пришла в голову мысль, что я хозяин-барин и обладатель всяких постоянных доходов, однако вынужден вежливо, но решительно отвергнуть такую идею и все подобные предположения, дабы заявить вам нехитрую голую правду, которая, как ни крути, гласит: я абсолютно свободен от богатства, зато обременен всеми видами бедности, и будьте добры это учесть. По воскресным дням я носа не кажу на улицу, потому что не могу позволить себе выходного платья. Мой умеренный бережливый образ жизни роднит меня с полевой мышкой. У воробья и то больше шансов разбогатеть, нежели у вашего челобитчика и налогоплательщика. Я написал книги, которые, к сожалению, не нравятся публике, и вот гнетущие последствия. Не сомневаюсь ни единой секунды в том, что вы все сами видите и, вследствие вышесказанного, понимаете мою финансовую ситуацию. У меня нет никакого положения в обществе, ни авторитета, это ясно как день. Никаких обязательств по отношению к такому человеку, как я, ни у кого и быть, похоже, не может. Мало кто проявляет живой интерес к художественной литературе, к тому же безжалостная критика, которой каждый считает своим долгом подвергнуть произведения нашего брата, является еще одной причиной моих бедствий и, как тормозная колодка, препятствует достижению хоть какого-нибудь скромного благополучия. Правда, существуют добросердечные покровители и милые покровительницы, которые время от времени благородно оказывают мне поддержку, но подаяние — это отнюдь не доход, а вспоможение — не состояние. По этим внятным и убедительным причинам, мой глубокоуважаемый господин инспектор, я бы осмелился просить вас отказаться в отношении меня от какого-либо повышения налоговой ставки, о котором вы уведомили, и я должен вас просить, если не умолять, оценить мою платежеспособность елико возможно низко.