Пелам Вудхаус - Левша на обе ноги (авторский сборник)

Он сказал, что на такой случай всегда советует принять порцию напитка «молниеносный», состав его собственного изобретения. Им пользуются, по его словам, зайцы, готовясь к поединку с медведями гризли, и известен только один случай, когда медведь выстоял до конца третьего раунда. Ну, я пропустил на пробу пару стаканчиков, и можете себе представить: парень сказал истинную правду. Допивая вторую порцию, я вдруг ощутил, что с души у меня свалилась огромная тяжесть, и, бодрый, пошел осматривать город.

К моему удивлению, на улицах оказалось полно народу. Люди торопливо шагали по тротуарам, как будто на дворе ясный день, а не сумерки рассвета. Пассажиры в трамваях стояли буквально друг у друга на головах. Спешили на работу и по делам, так надо понимать. Удивительные люди!

Но что самое странное, когда немного опомнишься, это мощное извержение энергии уже не кажется таким дивом. Впоследствии я разговаривал с людьми, которые тоже побывали в Нью-Йорке, и на них всех этот город произвел такое же впечатление. Должно быть, что-то есть особенное, будоражащее в здешнем воздухе, озон, наверно, или какие-нибудь там фосфаты. Чувство свободы, если можно так выразиться. Оно проникает в кровь, бодрит, внушает, что и вправду —

и пусть ты даже надел с утра разные носки, это совершенно не важно.

Чтобы вы яснее это себе представили, скажу, что, переходя через перекресток, который у них там называется Таймс-сквер, я все время радостно ощущал, что от тети Агаты меня отделяют три тысячи миль океанских глубин.

Забавная вещь: когда ищешь иголку в стоге сена, найти ее не удается, как ни старайся. Но если тебе совершенно безразлично, пусть бы ты эту иголку никогда больше и не увидел, тогда стоит прислониться к стогу, и она тут же впивается тебе в бок. Походив туда-сюда, полюбовавшись достопримечательностями, пока целебный напиток доброго бармена проникал во все поры моего организма, я уже чувствовал, что мне все равно, хоть бы я с Гасси никогда в жизни больше не увиделся, и вдруг смотрю, он собственной персоной заходит в какой-то подъезд дальше по улице.

Я его окликнул, но он не услышал, тогда я бросился вдогонку и поймал его, когда он входил в офис на втором этаже. На двери офиса значилось: «Эйб Райсбиттер, эстрадный агент», а из-за двери доносился многоголосый шум.

Гасси обернулся и увидел меня.

— Берти! А ты-то что тут делаешь? Откуда ты взялся? Когда приехал?

— Высадился сегодня утром. Я заехал в твой отель, но тебя там не оказалось. Там вообще даже не слышали о тебе.

— Я сменил имя и фамилию. Теперь меня зовут Джордж Уилсон.

— Это еще почему?

— А ты попробуй поживи здесь под именем Огастус Мэннеринг-Фиппс, увидишь. Почувствуешь себя последним ослом. Я не знаю, в чем тут дело, но в Америке почему-то нельзя зваться Огастусом Мэннеринг-Фиппсом. Но есть еще и другая причина. Потом расскажу. Берти, я влюбился в самую замечательную девушку на свете.

Бедняга смотрел на меня по-кошачьи, приоткрыв рот и ожидая поздравлений, у меня просто не хватило духу сказать ему, что мне все уже известно и что я прибыл сюда со специальной целью вставить ему палки в колеса.

Словом, я его поздравил.

— Спасибо, старик, — сказал он. — Немного преждевременно, но я надеюсь, конец будет хороший. Пошли зайдем, и я тебе все расскажу.

— Зачем тебе сюда? Какая-то сомнительная контора.

— Тут все взаимосвязано. Сейчас объясню.

Мы открыли дверь с надписью «Комната ожидания». Там было набито столько народу, я в жизни не видел такой тесноты. Стены выпучивались.

Гасси указал на собравшихся:

— Артисты мюзик-холла. Рвутся на прием к старому Эйбу Райсбиттеру. Сегодня первое сентября, первый день эстрадного календаря. Ранняя осень — это весна мюзик-холла, — воспользовался Гасси красочным оборотом, он вообще у нас в своем роде поэт. — На исходе августа по всей стране вдруг пышным цветом расцветают певицы варьете, быстрее начинает бежать кровь в жилах у бродячих велоакробатов, и прошлогодние «гуттаперчивые мальчики», очнувшись от летней спячки, принимаются для разминки завязываться узлом. То есть я хочу сказать, начинается новый сезон, и все бросаются за ангажементами.

— Да, но ты-то здесь при чем?

— Я? Мне нужно кое о чем переговорить с Эйбом. Если увидишь, что вон из той двери выходит толстяк с пятьюдесятью семью подбородками, сразу хватай его, потому что это и будет Эйб. Он из числа тех деляг, которые каждый свой шаг наверх отмечают новым подбородком. Говорят, в девятисотых годах у него их было только два. Если уцепишь Эйба, помни, что для него я Джордж Уилсон.