Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)

Ее двоюродная сестра Олив Мэрси, пристроившаяся на краешке кровати, закивала:

— Невесты всегда грустят.

— Все коту под хвост, — выговорила Эмили.

Олив сердито нахмурилась:

— Как это «коту под хвост»? Чтобы выполнить свое предназначение, женщина должна выйти замуж и произвести на свет детей.

Некоторое время Эмили молчала. Потом медленно произнесла:

— Детей — это понятно, только от кого?

Впервые в жизни Олив, боготворившая Эмили, вспыхнула почти что ненавистью. Ни одна из приглашенных на свадьбу девушек, включая саму Олив, не отказалась бы выйти за Бреворта Блэра.

— Тебе повезло, — сказала она. — Тебе так повезло, что ты даже сама не понимаешь. Да за такие слова тебе бы стоило задать хорошую трепку.

— Обещаю его полюбить, — шутливо провозгласила Эмили. — Любовь придет после свадьбы. Завидная перспектива, верно?

— Зачем же гнать от себя романтику?

— Напротив, романтичнее меня никого не сыскать. Знаешь ли ты, что мне приходит в голову, когда он меня обнимает? Мне приходит в голову: сейчас я подниму взгляд и встречусь глазами с Гарлендом Кейном.

— Зачем же тогда…

— А на днях, при посадке в его самолет, я вспоминала только капитана Марчбенкса и его маленький двухместный аэроплан, на котором мы летели над Ла-Маншем, терзались от сердечных мук, но вынуждены были молчать, потому что у него есть жена. Я не жалею об этих мужчинах; я жалею лишь о том, что растратила на них часть себя. Бреворту я смогу предложить только шелуху в розовой мусорной корзиночке. Должно же было остаться кое-что еще; даже в пору самых сильных увлечений мне казалось, что я сберегаю нечто для своего единственного. Но видимо, я ошибалась. — Эмили осеклась, а потом добавила: — Впрочем, как знать.

Для Олив положение дел было ясным и от этого особенно вопиющим, но она, оставаясь бедной родственницей, держала язык за зубами. Восемь лет мужского внимания предельно избаловали Эмили, внушив ей, что достойной партии для нее не существует, и она восприняла это убеждение как фактически непреложную истину.

— Это просто волнение. — Олив, как могла, скрывала свою досаду. — Может, приляжешь на часок?

— Да, — рассеянно ответила Эмили.

Олив спустилась вниз. В коридоре первого этажа на нее налетел Бреворт Блэр, полностью готовый к свадебной церемонии, даже с белой гвоздикой в петлице; он заметно нервничал.

— Ох, извини, — вырвалось у него. — Хотел поговорить с Эмили. Насчет колец… на каком остановиться? Я купил четыре штуки, но она все колеблется — не могу же я в церкви протянуть ей все четыре на выбор.

— Я случайно узнала: она хочет гладкое платиновое колечко. Но если тебе нужно с ней повидаться, то…

— Нет-нет, большое спасибо. Не буду ее беспокоить.

Они стояли совсем близко, и когда Бреворт, приняв окончательное решение, собрался уходить, Олив невольно подумала, насколько же они с ним похожи.

Волосы, цвет лица, приметы внешности — ни дать ни взять брат и сестра, да и характер одинаков: та же застенчивая серьезность, та же бесхитростная прямолинейность. Все это мигом пронеслось у нее в уме и сменилось другой мыслью — о том, что светловолосая неугомонная Эмили, с ее темпераментом и размахом, все же лучше подходит ему во всех отношениях; а вслед за тем, в обход этих размышлений, на нее нахлынула неизбывная волна нежности, чисто физического сочувствия и желания, отчего ей стало казаться, что, сделай она полшага вперед — и он раскроет для нее свои объятия.

Но вместо этого она шагнула назад, отпуская его, как будто сперва удерживала одними кончиками пальцев, а теперь отдернула руку. Вероятно, в его сознание проникли какие-то вибрации ее чувств, потому что он неожиданно сказал:

— Мы ведь останемся добрыми друзьями, правда? Не думай, пожалуйста, будто я забираю у тебя Эмили. Я знаю, что не способен сделать ее своей собственностью — на такое никто не способен, — да и не стремлюсь к этому.

Он еще не договорил, а она уже молча с ним распрощалась — с единственным мужчиной, которого желала в своей жизни.

Ей была дорога та рассеянная неуверенность, с которой он искал пальто и шляпу, а затем нащупывал дверную ручку не с того края.

После его ухода она вернулась в роскошную парадную гостиную, расписанную вакхическими сценами, украшенную массивными люстрами и портретами восемнадцатого века, которые по неведению можно было принять за изображения предков Эмили, отчего они еще более явственно принадлежали ей одной. Там Олив и присела отдохнуть — как всегда, в тени Эмили.