Луи-Себастьен Мерсье - Год две тысячи четыреста сороковой

Остается написать интересную книгу, которая, впрочем, уже существует, — «Великие события, вызванные малыми причинами». {359} Но кто постигнет истинную связь событий? Укажу еще одну тему, весьма подходящую для нашего века: «Люди, достигшие высокого положения и ставшие гонителями других, дабы ублажать низость тех, кого прежде презирали»; и еще одну — «О преступлениях государей».

Я восхищаюсь живописцем, рисующим природу, чья кисть свободно скользит по холсту, который смелую непринужденность, заставляющую играть его краски, предпочитает той холодной точности, той верности правилам, которые беспрерывно напоминают мне о том, что это лишь искусство и обман. О, как великолепен писатель, который, весь отдавшись своему таланту, допускает заведомую небрежность и, резвясь, бросает там и сям не связанные между собой мысли; который позволяет себе иметь недостатки, которому по нраву известный беспорядок и который особенно увлекателен именно тогда, когда нарушает общепринятые правила. Вот человек истинного вкуса: пусть наслаждаются глупцы унылой симметрией; всем тем, у кого живое воображение, любо, когда им придают еще крылья; этим-то благодетельным, будоражащим души воображением и должен завоевать себе писатель толпы читателей; подобно огненной стихии, он должен быть в постоянном движении. Однако секрет этот известен немногим; большая часть писателей работает, обливаясь потом, и прилагает тысячи усилий, чтобы достичь леденящего душу совершенства. Кто рожден подлинным писателем, тот подвижен, стремителен, искрометен, тот выше всех правил; одним движением пера он внушает читателю свою мысль и доставляет ему удовольствие. Таков Вольтер; это олень, пробегающий поля литературы, те же, кто лишь тщится подражать ему, все эти холодные копиисты, подобные Ла Г. {360} и прочим замороженным писателям, не более как жалкие черепахи.

Сколько пошлостей было написано против этого бессмертного сочинения! Как это люди осмеливаются писать даже тогда, когда не умеют читать!

Паук извлекает яд из той самой розы, из коей пчела берет сладкий мед; так негодяй нередко находит пищу своей порочности в той самой книге, откуда человек мудрый черпает высшую радость.

У нас нет ныне трибуны для торжественных речей, однако искусство красноречия отнюдь не иссякло; оно действует, оно еще гремит, обличая зло, и если ему уже не под силу оживить в нас доблести, оно по крайней мере смущает нас и заставляет краснеть от стыда.

Философия, занимающаяся природой человека, его политикой и нравами, стремится распространять полезные знания. Ее хулители либо глупцы, либо плохие граждане.

Размышляя над природой человеческого разума, приходишь к заключению, что правдивая древняя история — вещь невозможная. Труды по новой истории менее оскорбляют чувство правдоподобия, но от правдоподобия до правды нередко почти такое же расстояние, как от правды до лжи. Поэтому-то мы ничего и не узнаем из сочинений новых историков. Каждый из них приноравливает факты к собственным идеям приблизительно так же, как каждый повар на свой лад приготавливает жаркое. Приходится обедать, сообразуясь с вкусом повара; приходится читать то, что угодно было написать сочинителю.

Не знаю, почему историки пишут: царствование Карла VI, Людовика XIII? {361} Это неправильный способ выражения. Это вводит в заблуждение читателя, не являющегося философом. Монархи, которые чаще всего не имели на век свой никакого влияния, должны быть отнесены к разряду неизвестных людей, и следовало бы, например, после смерти Генриха IV писать: мы приступаем к описанию века Ришелье и т. д.

Со временем все становится явным. То, что содержалось в глубочайшей тайне, рано или поздно доходит до публики, подобно тому как реки в конце концов достигают моря; наши потомки будут знать все.

Иной человек, неспособный написать и строчки, но мастер высмеять все и всех в разговоре, постоянно хуля все книги, браня всех авторов и теша тем свою злобу, в конце концов воображает себя знатоком и человеком тонкого вкуса; он заблуждается: он судит неверно и о себе, и о других.

Не монархам, как бы ни были они всевластны, не князьям, как бы ни были они богаты, не разного рода правителям обязано большинство наций своим блеском, своей силой и славой, а тем обыкновенным людям, что достигли столь поразительных успехов в ремеслах, в науках, да и в самом искусстве управления. Кто измерил вдоль и поперек земную поверхность? Кто открыл систему расположения небесных тел? Кто привел в движение эти удивительные мануфактуры, что одевают целые народы? Кто написал естественную историю? Кто проник в глубины химии, анатомии, ботаники? Еще раз скажу: это обыкновенные люди. И в глазах здравомыслящего человека они должны затмить этих мнимых великих мира сего, этих надменных карликов, которых питает лишь собственная спесь. Ведь на самом деле не короли, не министры, не люди, облеченные властью, являются, подлинными хозяевами мира; ими являются те превосходные мужи, чей могучий голос сказал своему веку: «Отрешись от нелепых предубеждений, вознеси свою мысль, отвергни то, чему по глупости своей ты поклонялся, {362} поклонись тому, что по невежеству своему отвергал, употреби на пользу прежние свои заблуждения и уразумей права человека; уверуй в мои идеи; путь твой предначертан, иди же вперед, я ручаюсь за успех».