Ромен Гари - Корни Неба

Он не знал, верит она ему или нет, но ее, как и всех, непременно надо было успокоить.

Как важно, чтобы все верили, что он никогда не умрет!

– Если до тебя дойдут слухи о поражении, ты не верь. Будто я убит или что-нибудь в этом роде… Скажи, чтобы и другие тоже не верили, меня никогда не возьмут.

Самое смешное было в том, что Морель и сам почти в это верил. Он не знал, что станет теперь делать, куда пойдет, почти безоружный, но был уверен, что найдет друзей.

– Ты, наверное, какое-то время обо мне не услышишь, я где-нибудь отсижусь. – Он взмахом руки показал на чащу. – Но я вернусь.

В глазах его снова блеснула смешливая хитреца…

– Их заставят созвать новую конференцию… А может, меня даже туда пригласят…

Говорю тебе, в конце концов они предоставят нам тот простор, какой нам нужен… Ну, а те, кто против… мы их возьмем за горло!

Эйб Филдс услышал эту презрительную фразу. «Мы их возьмем за горло», которую попросту не терпел, ибо тысячу раз слышал из уст французских солдат, так и не вернувшихся с войны. Мучимый лихорадкой, Эйб Филдс все же гордо считал себя практичным американцем, из страны с самым высоким национальным доходом на душу населения в мире, с самым благополучным уровнем жизни со времен первобытной эпохи; даже доисторические пресмыкающиеся могли гордиться Америкой, а чешуйчатый предок, впервые вылезший из своей родной тины, может спать спокойно: американец добился всего. Имя его должно с почетом поминаться во всех школах, потому что он – подлинный пионер, родоначальник свободного предпринимательства, рыцарь духа предприимчивости, риска, всего того, что и сегодня обеспечивает грандиозный материальный прогресс Соединенных Штатов. Филдс окинул собравшихся торжествующим взглядом, и все сидевшие вокруг ящерицы зааплодировали; он хотел в ответ поприветствовать их и только благодаря поддержке Идрисса не свалился с лошади.

– Думаешь, у тебя хватит сил добраться до плантации? До нее километров десять.

– Месье Филдс мне поможет.

– Как же! Погляди на него, у него глаза вылезли на лоб. Его больше нет. Эй, фотограф!

Филдс схватил свой аппарат.

– Ты сможешь ее проводить?

– Я хочу ехать с вами.

– Да что ты! А я думал, что у тебя больше нет пленки.

– Все равно. Как-нибудь выкручусь.

– А чем же ты будешь снимать? Задницей?

– Я хочу вам чем-нибудь помочь.

– Эге! А я-то думал, что тебе плевать на слонов.

– Моя семья погибла в газовой камере Освенцима.

– А-а… Так и надо было сказать. Но только взять тебя с собой я не могу.

– Почему?

– Это будет несправедливо. Ты уже не соображаешь, что делаешь. В таком состоянии, если тебя вежливо попросить, ты способен силой свергнуть правительство Соединенных Штатов.

– Я – американский гражданин и имею право защищать слонов повсюду, где им угрожают!

– рявкнул Эйб Филдс. – Джефферсон, Линкольн, Эйзен…

– Ну да, да, знаю.

– Имею такое же право защищать слонов, как и вы!

– Вот-вот, и ступай защищать их, как все.

– Я хочу умереть за слонов!.. – воскликнул Филдс.

– Еще одни желающий предстать перед следственной комиссией…

– Американские солдаты пришли защищать ваших чертовых слонов в Европу! – орал Филдс. – Без нас…

Сильнейшая боль в боку несколько его утихомирила. Он схватился обеими руками за бедро и состроил страдальческую гримасу.

– Вам сейчас поворачивать. До плантации несколько километров. Ты меня слышишь?

– Не знаю, дотяну ли я. Ребра втыкаются в легкие.

– Попытайся… Что там?

– Джип и грузовики, – закричал Юсеф.

Студент почувствовал, что на лице и шее выступил пот, ему показалось, что из пор хлынула кровь. Он сжал пулемет с такой силой, что уже не мог высвободить руку. Юсеф тяжело дышал, не сводя глаз с черных точек, выраставших на горизонте, еще минут двадцать или полчаса, и они съедут с дороги и доберутся до отрогов Уле и зарослей бамбука между скал.

Там он останется наедине с Идриссом и Морелем, без лишнего свидетеля. Юноша отер лицо рукавом, с яростью внушая себе, что решение принято, что все будет очень просто: пулеметная очередь, и Морель навсегда уйдет в область легенды. Станет героем борьбы африканцев за национальную независимость, тем, на кого всегда можно сослаться, не боясь быть опровергнутым. Его именем будут пользоваться на собраниях и митингах, вызывая энтузиазм и чувство общности у людей, стоя аплодирующих герою, который уже не появится и не начнет талдычить о нелепых слонах. Он навсегда останется первым белым, отдавшим жизнь за независимость черных. Он уже не сможет возражать, внезапно выступить и громко, упрямо заявить, что защищает прежде всего и главным образом свои представления о человеческом достоинстве. Наконец-то станет возможно, ничем не рискуя, использовать имя Мореля в практических целях, добиваться нужного результата, придавая этому имени тот резонанс, какой будет полезен. Не опасаться, что этот улыбчивый идиот вдруг вынырнет откуда-то, примется стучать кулаком и выкрикивать свои смехотворные истины. Не опасаться, что он когда-нибудь вскочит на одном из собраний, со своим портфелем, набитым петициями, тряхнет растрепанными кудрями вечного вояки, стукнет по столу и разом сведет на нет все усилия, закричит: