Франсуаза Саган - Окольные пути

Да полно, неужели она действительно обязана будет все рассказать? В этой области условностей не существовало. Впрочем, условности вообще перестали существовать с того самого дня, как они сюда приехали.

Разумеется, в доме были Брюно и Морис Анри. Но как предупредить их?

Из большой комнаты до нее донесся слабый звук голосов. Она встала, дрожа, надела четвертый халат и скользнула в коридор. У нее болели уши, потому что она прислушивалась словно сеттер. Наконец она уловила фразу, произнесенную Лоиком; ее поразило спокойствие, с которым он произнес ее, но затем до нее дошел и смысл сказанного: «Уверяю вас, Морис, это просто смешно! Я уверен, что Л... что ничего не произошло!»

– М-да! Но я сам хочу убедиться! Я пойду и посмотрю, спит ли этот Брюно.

Тут Диана узнала голос Мориса. Внезапно она все поняла и, красная от ярости, вошла в кухню.

Мужчины сидели подле огня, рядом с ними на полу стояли бутылка вина, два стакана и лежало охотничье ружье.

– Боже мой, Диана! Как вы напугали меня! – глупо произнес Лоик. – В такой час...

– Зато я совсем не испугалась, когда в такой час увидела, что на моего соседа наставляют ружье и он исчезает в коридоре, – да мне от этого ни жарко ни холодно!

– А, так, значит, вы все видели? А я подумал, что вы спите... – сказал Лоик добродушно, что еще больше разозлило Диану.

– Нет, я не спала... я все видела... Но с меня достаточно!.. В таких условиях совершенно невозможно спать!.. Я безумно волновалась за вас!..

Что это вам взбрело в голову, Морис?

– Он подумал, что рядом с вами спит Брюно, – сказал Лоик.

– Брюно?.. Брюно!.. Вот так так! У этого молодого человека странные представления о нашей жизни! Скажите на милость, что я в моем возрасте могла делать в одной постели с Брюно? Явно, бред вашего Я-вернусь заразителен! Ну почему все так хотят, чтобы у меня были какие-то скабрезные отношения с этим альфонсом ценой в три франка? Просто уму непостижимо!..

При этом она без устали расхаживала по комнате.

– Но... но... но... – бормотали мужчины, глядя на эту фурию, которую, несмотря на ее худобу, четыре надетых халата делали похожей на Толстопуза на тренировке.

– Я неверно выразил свою мысль, – наконец выдавил из себя Лоик. – Он принял вас за Люс.

– Меня?.. За Люс?

Она недоверчиво смотрела на Мориса Анри, чувствуя себя некоторым образом польщенной.

– В темноте, – сказал Лоик, – это вполне простительно.

– Ну уж нет! Нет! – крикнула она. – Нет, это вовсе не простительно! С каких это пор принято врываться ночью в комнату, где спят люди, с ружьем?

Не из-за того ли, что здесь темно, вы играете в харчевню семьи Адре, а, Морис Анри?

– Харчевня семьи Адре? – переспросил Морис. – Я таких не знаю.

– Это – образное выражение. Оставьте, Морис! Представьте себе, моя дорогая Диана, что Морис, естественно, без всяких задних мыслей ревнует Люс и что...

– Без всяких задних мыслей... да вы смеетесь надо мной?

– Мне нравится Люс, – сказал вдруг Морис. – И потом... она же сама была согласна... и я подумал, что этой ночью... мы встретимся... в общем... в том же месте и сможем задержаться подольше...

– Естественно, без всяких задних мыслей, – повторила Диана, бросая презрительный взгляд на Лоика, который в смущении отвел глаза.

– Мне наплевать! Я не хочу, чтобы ваш Брюно приставал к ней! Этой ночью я всего-навсего хотел поговорить с Люс наедине! И продолжаю хотеть до сих пор!

– Это кажется мне довольно трудным дельцем, – начал Лоик, взяв в свою очередь стакан вина, потому что за это время Морис почти опорожнил бутылку, что явно еще больше возбудило его.

Перехватив взгляд Лоика, Диана схватила стакан Мориса, который он, в очередной раз опустошив, поставил на стол.

– Позвольте, – сказала она, – я умираю от жажды.

Наполнив стакан, она выпила его одним глотком, не забыв подмигнуть Лоику, что должно было означать: «Хватит с него!», но ее удовлетворенный вид мог также означать, и это было более вероятно: «А вот мне-то как раз не повредит!»

Тем временем обычно добродушные глаза Мориса Анри, глаза счастливого человека, довольного жизнью, наливались кровью (или красным вином), и он по очереди пристально вглядывался то в Лоика, то в Диану, в нем росло смутное ожесточение, что их очень тревожило.

– Что я тут могу поделать? – спросила Диана. – В конце концов... они же спят, правда, Лоик?..

Она не знала, на чем остановить свой выбор: сказать, что между Брюно и Люс дружеские, платонические отношения, это успокоит крестьянина, но одновременно развяжет ему руки, и он отправится будить свою возлюбленную; или объявить ему о его несчастливой участи, рискуя вызвать его ярость, а это может привести к тому, что он ринется с ружьем в руках в комнату, где спят любовники. Диана бросила взгляд на Лоика, но тот, казалось, окаменел.