Габриэле д'Аннунцио - Том 4. Торжество смерти. Новеллы

Музыка умолкла. Публика начала подниматься по ступеням, ведущим в салон, где продавались прохладительные напитки.

Дон Джиованни Уссорио направился к столу. Ареопагит, желая показать, что заключил с певицей близкую дружбу, наклонялся к ней, шептал что-то на ухо и начинал смеяться. Дона Джиованни больше не беспокоил соперник.

— Пойдемте, графиня? — проговорил он, церемонно протягивая руку.

Виолетта согласилась. Они поднялись на ступеньки, а за ними медленно поплелся дон Антонио.

— Я люблю вас! — рискнул признаться дон Джиованни, придавая своему голосу страстный оттенок первого любовника драматической труппы Киэти.

Виолетта Кутуфа не ответила. Она с любопытством смотрела на давку возле буфета Андреуччио, который отпускал напитки, выкрикивая цену высоким голосом, словно на сельской ярмарке. У Андреуччио была внушительных размеров голова, совершенно гладкий череп и горбатый нос, доходивший до верхней губы. Маски ели и пили с зверской жадностью, осыпая свои костюмы крошками сладких пирожков и обливая их каплями лимонада.

— Прикажете, сударь? — закричал Андреуччио, увидя дона Джиованни.

Дон Джиованни был очень богат, вдов и не имел родных, поэтому все ухаживали за ним и льстили ему.

— Поужинать! — ответил он. — Но!..

Он сделал выразительный жест, означавший, что на стол должно быть подано нечто необычайно редкостное.

Виолетта Кутуфа уселась, ленивым жестом сняла с лица маску и немного распахнула домино на груди. Из-под красного капюшона показалось ее вызывающее лицо, раскрасневшееся от духоты. За отворотом домино мелькнуло розовое трико, создававшее иллюзию живого тела.

— С вашего позволения! — воскликнул привлеченный блюдом сочных раковых шеек дон Помпео Нерви, останавливаясь перед накрытым столом и садясь за него.

К ним присоединился дон Тито Сиери и бесцеремонно занял место за столом, затем подошел дон Джустино Франко вместе с доном Паскалем Вирджилио и доном Федерико Сиколи. Пришлось удлинить стол. Дон Антонио Браттелла долго шатался из угла в угол и в конце концов тоже подсел к ним. Все эти господа были обычными сотрапезниками дона Джиованни, они образовали вокруг него род свиты льстецов, подавали за него голоса в коммуну, смеялись при всякой его остроте и звали его принципалом.

Дон Джиованни всех их представлял Виолетте Кутуфа. Паразиты принялись за еду, наклонив к блюдам свои прожорливые рты. Всякое слово, всякая фраза дона Антонио Браттеллы встречались враждебным молчанием, тогда как всякому слову и всякой фразе дона Джиованни аплодировали, сочувственно улыбаясь или кивая в знак одобрения головой. Дон Джиованни торжествовал среди своей свиты. Виолетта Кутуфа явно благоволила к нему, так как чуяла золото, она совсем сняла с себя капюшон, волосы ее в беспорядке рассыпались по лбу и затылку, и она отдалась природной веселости, немного крикливой и ребяческой.

Вокруг них продолжала двигаться разношерстная толпа. Посреди комнаты три или четыре арлекина расхаживали по полу на руках и ногах или же кружились, как большие жуки. Амалия Солофра с оголенными красными до локтей руками, стоя на стуле, изображала барабанный бой. Под ее ногами какая-то пара танцевала деревенскую пляску, испуская короткие крики, а группа юношей стояла возле нее и, подняв глаза, смотрела на девушку чувственными взорами. По временам из нижней залы доносился голос дона Фернандо Джиордано, который дирижировал кадрилью:

— Balancez! Tour de me! Ronde a gauche!

Постепенно стол Виолетты Кутуфа растянулся на всю комнату. Дон Нереа Пика, дон Себастиано Пика, дон Гризостомо Троило и другие из уссорианской свиты присоединились к пирующим, а под конец появились еще дон Чирилло д’Амелио, дон Камилло д’Анджело, дон Рокко Маттаче. Посторонние стояли вокруг них и смотрели бессмысленным взором на блюда. Женщины завидовали. Время от времени за столом подымался взрыв хриплого хохота под хлопание пробок и шипение проливающего вина.

Развеселившийся дон Джиованни начал обрызгивать напитками своих сотрапезников, особенно лысых, чтобы заставить Виолетту смеяться. Паразиты подымали обрызганные лица и со смехом приветствовали шутки принципала, продолжая жевать под душем белых брызг. Но дон Антонио Браттелла начал сердиться и хотел уйти. Все прочие подняли его на смех, блея, как бараны.

— Останьтесь, — сказала Виолетта.

Дон Антонио остался и провозгласил тост в стихах.

Полупьяный дон Федерико Сиколи высоким голосом провозгласил за процветание Виолетты и дона Джиованни тост, в котором упоминалось о свадебных факелах и счастливом брачном союзе. Это был длинный и худой мужчина, желтый, как восковая свеча. Он жил тем, что сочинял свадебные песни, стихи в честь именинников и хвалебные гимны для церковных торжеств. Теперь, когда он изрядно выпил, рифмы, старые и новые, в беспорядке срывались с его губ. Наконец, не будучи в состоянии держаться прямо, он согнулся, как надломленная свеча, и умолк.