Габриэле д'Аннунцио - Том 5. Девы скал. Огонь

Его поражали отрывистые и гордые фразы юноши, и он записывал некоторые из них: «Мессер Алессандро сказал, что надо хватать фортуну спереди, так как она лысая сзади». И еще: «В то время как я работал над книгой, трактующей о разделении рек на много рукавов, чтобы сделать их переходимыми вброд, Вальтурера заметил: „Клянусь, Кир — сын Камбиза — сумел сделать это с рекой Видом в наказание за то, что река унесла у него белого коня“».

Однажды — так представляю я себе — они встретились в великолепном жилище Цецилии Галлерани, и Леонардо восхитил души, играя на новой лире, сработанной им самим почти целиком из серебра и имеющей форму лошадиного черепа. Во время паузы, последовавшей за взрывом восторга, новая Сафо велела принести себе прекрасный ларец, украшенный эмалью и драгоценными камнями, подарок герцога, и, показаны его присутствующим, спросила, какой предмет достоин быть заключенным в него. Каждый высказал свое мнение. «А вы, мессер Алессандро?» — спросила мадонна Цецилия с нежным взглядом. Отважный юноша ответил: «В ларце, который был найден среди сокровищ Дария и роскошнее которого ничего не было видано, древний Александр хотел хранить „Илиаду“ Гомера».

И Винчи, записывая этот ответ в своих записках, прибавляет: «Видно, что он питается мозгом и нервами льва».

В другой раз, когда они встретились в саду той же хозяйки, Алессандро после спора с одним из «известных умов» уединился в сторону, чтобы обдумать новую мысль, зародившуюся в пылу спора в его мозгу, богатом семенами. Хотя прекрасная графиня неоднократно звала его, он медлил обернуться, потому что зов ее не дошел до его слуха. На ласковый упрек или, может быть, на колкое слово он отвечал с улыбкой: «Когда любуешься звездой, не можешь оторваться».

Вечером Винчи записал этот ответ и добавил к нему свое пророчество: «Он быстро помчится по первому принятому направлению, заставит остолбенеть весь мир, наполнит своею славою все письмена и прославит место своего рождения».

Быть может, в этот же вечер, взвешивая силу и разнообразие способностей этой ранней юности, разум учителя, склонный к таинственным значениям эмблем и аллегорий, нашел прекрасный символ в многогранном гранате, стебель которого несет и острый лист и пылающий цветок.

Но 9 июля 1495 года, три дня спустя после битвы при Форново, он отмечает: «Вальтурера убит на поле битвы. Никогда еще слепое железо не сражало более великих надежд».

Так жил и умер молодой герой, в котором как бы сосредоточилась родовая доблесть моего воинственного рода. Таким познал я его всецело, благодаря верному изображению, какое передал далекому потомку художник, прозванный Прометеем.

«О, ты, будь таким, каким ты должен быть», — говорил он мне, овладевая моей душой своим притягивающим взором.

«Благодаря тебе, — отвечал я ему, — благодаря тебе я буду тем, чем должен быть, ибо я люблю тебя, о, прекрасный цветок моей крови, ибо я хочу вложить всю мою гордость в мое подчинение твоему закону, о, повелитель! Ты носил в себе силу, достаточную, чтобы покорить землю, но твое царственное назначение не должно было исполниться в ту эпоху, когда ты появился впервые. В эту эпоху ты был только возвестителем и предвестником самого себя; и ты должен появиться позднее в своем невымершем роде, в зрелости будущих веков, на пороге мира, еще неисследованного нами, но уже обещанного мудрецами; ты должен явиться, как вестник и посредник новой жизни. Поэтому ты исчез внезапно по образу полубога в воздымающихся волнах реки, среди шума битвы и урагана, когда солнце готовилось вступить в созвездие Льва. Смерть не скосила великую надежду, но судьбе угодно было отложить чудное выполнение. Твое достоинство, которое не могло проявиться в победном жесте под взглядами мира, должно будет неизбежно возродиться в твоем последующем потомстве. Да пошлет Бог, чтобы это сбылось вскоре! И пусть моим сыном будет равный тебе! Я взываю, я жду и, подготовляя возрождение твоей доблести с несокрушимой верой, преклоняюсь перед твоим истинным образом, о, задумчивый властелин, о, ты, положивший закладкой в Книгу Мудрости лезвие твоей прекрасной обнаженной шпаги!»

Так говорил я ему. И под его взглядом и его увещанием я чувствовал, как развиваются во мне деятельные силы и мой долг вырисовывается в определенных чертах.

«Ты будешь стараться выполнить судьбу свою и своего рода. Ты будешь иметь перед глазами предначертанный план своей собственной жизни и предчувствие существования высшего, чем твое. Ты будешь жить с мыслью, что каждая жизнь, являясь суммой предшествующих жизней, есть условие будущих существований. Следовательно, ты не будешь считать себя началом, причиной и концом своей собственной судьбы, но ты почувствуешь всю ценность и тяжесть наследства, которое ты получил от предков и должен передать потомкам, наложив на него и свою печать. Высшее понятие о твоем достоинстве должно покоиться на непоколебимой уверенности, что ты — хранилище многогранной энергии, которая завтра или через столетие или через бесконечное время сможет выразиться в величественном проявлении. Но надейся, что это последует вскоре! Трижды велик твой долг, ибо ты обладаешь даром поэзии и стараешься познать науку слова. Трижды велик твой долг вести свое существо по прямому пути до совершенного воплощения латинского типа; сконцентрировать чистейшую сущность твоего разума и воспроизвести глубочайшее видение твоего мира в создании искусства едином и великом; передать идеальные сокровища твоего рода и твои собственные победы сыну, который под руководством отца признает их и воспримет в самом себе, чтобы чувствовать себя вправе надеяться на осуществление все более высших возможностей».