Джозеф Конрад - Морские повести и рассказы

В тот же день Индийский океан заставил «Сапфир» так сильно накрениться, что два ящика, вделанные под койкой мистера Бантера, вылетели оттуда, а все их содержимое вывалилось. Конечно, их следовало запереть, и мистеру Бантеру оставалось только поблагодарить самого себя за то, что случилось. Прежде чем выйти на палубу, он должен был запереть на ключ оба ящика.

Велико было его потрясение. Стюард, который ковылял по воде со шваброй в руках, пытаясь вытереть залитый пол носовой рубки, слышал, как мистер Бантер с испугом и отчаянием воскликнул: «Ох!». Стюард, занятый своим делом, все же посочувствовал его беде.

Капитан Джонс втайне порадовался, когда услышал об этой неприятности. Как и предсказывал лоцман, он в самом деле боялся своего старшего помощника и боялся его по той самой причине, какую лоцман считал вполне вероятной. Вот почему капитану Джонсу очень хотелось бы тем или иным способом забрать в свои руки черного штурмана. Но тот был безупречен и, насколько это вообще возможно, близок к совершенству. А капитан Джонс очень досадовал и в то же время поздравлял себя с таким опытным старшим помощником.

Джонс всячески подчеркивал свои добрые отношения с помощником из тех соображений, что чем дружелюбнее относитесь вы к кому-нибудь, тем легче будет вам подставить ему ножку; а также потому, что ему нужен был человек, который слушал бы его рассказы о видениях, призраках, духах и прочей спиритической чепухе. Он знал наизусть все эти истории о привидениях и плел их нудно, без всякого выражения, делая их как-то особенно бессмысленными и скучными, как он сам.

— Я люблю беседовать с моими помощниками, — говаривал он. — А бывают такие капитаны, которые за весь рейс боятся рот раскрыть, чтобы не уронить собственного достоинства. В конце концов разве это так уж важно — какое положение занимает человек?

Опасаться его общительности надлежало больше всего во время вечерней полувахты, потому что он был из тех людей, которые к вечеру оживляются, и тогда вахтенный офицер уже ни под каким предлогом не мог уйти с юта. Капитан Джонс вдруг появлялся из люка и, подкравшись бочком к бедняге Бантеру, шагающему по палубе, ошарашивал его очередным спиритическим откровением, вроде:

— Духи, мужчины и женщины, как правило, отличаются большой утонченностью, не правда ли?

А Бантер, высоко держа голову с черными бакенбардами, угрюмо бормотал:

— Не знаю.

— А! Это потому, что вы не хотите знать. Вы самый упрямый, самый предубежденный человек, какого я когда-либо встречал, мистер Бантер! Я сказал вам, что вы можете брать любые книги из моего шкафа. Можете зайти в мою каюту и взять любую книгу.

И если Бантер уверял, что он слишком устает, чтобы в свободное от вахты время еще заниматься чтением, капитан Джонс язвительно улыбался за его спиной и говорил, что, конечно, некоторым людям нужно спать больше, чем другим, иначе они не справятся с работой. Если мистер Бантер опасается, что не сможет выстоять, не смыкая глаз, ночную вахту, тогда, конечно, другое дело.

— Но, кажется, на днях вы взяли почитать у второго помощника какой-то роман — насквозь фальшивую дребедень. — Капитан Джонс вздохнул. — Боюсь, что у вас нет духовных интересов, мистер Бантер. В этом все дело.

Иногда он появлялся на палубе среди ночи — уморительная фигура в пижаме, на кривых ногах. При виде своего преследователя Бантер украдкой сжимал кулаки и на лбу его выступал холодный пот. Постояв с сонным видом около нактоуза и препротивно почесываясь, капитан Джонс неизбежно заговаривал на единственную интересовавшую его тему.

Он рассуждал, например, об улучшении нравов, какое может быть достигнуто путем установления широкого и тесного общения с духами умерших. Капитан Джонс считал, что духи согласились бы на близкое общение с живыми, если бы не отсутствие веры у подавляющего большинства людей. Он и сам не пожелал бы иметь ничего общего с людишками, которые не верили бы в его — капитана Джонса — существование. Почему же ждать этого от духов? Это значило бы требовать от них слишком многого.

Он стоял у нактоуза, тяжело дыша и пытаясь дотянуться ногтями до лопаток; потом сурово провозглашал хриплым, сонным голосом:

— Неверие, сэр, вот бич нашего века!

Неверие отвергало свидетельства профессора Крэнкса и «того самого» журналиста. Оно не признает фотографических снимков.

Ибо капитан Джонс твердо верил, что некоторые духи были сфотографированы. Он читал об этом в газетах. И мысль о том, что эта попытка удалась, полностью завладела им, так как он был не способен к критическому мышлению. Бантер рассказывал впоследствии, какой нелепый вид имел этот маленький человечек, облаченный в пижаму на три номера шире, чем следовало, взволнованно топтавшийся у штурвала и при свете луны грозящий кулачками безмятежному морю.