Жорж Санд - Нанон

Тогда занялись беднягой братцем, который оставался без единого су и в том самом платье, что было на нем надето.

— А как же вы, сударь? — спросил его судейский. — Позаботится ли кто-нибудь о вашей судьбе?

— Этого я не знаю, — ответил братец.

— Кто же вы?

— Эмильен де Франквиль.

— В таком случае… У нас нет никаких оснований беспокоиться за вас: ваша семья из самых богатых в провинции, и вы, конечно, воссоединитесь с ней?

— Но я не получил от моих родителей никакого предписания и не знаю, где они, — сказал Эмильен с некоторым замешательством.

Покупщик, мэр и судейский с изумлением переглянулись.

— Возможно ли, — воскликнул покупщик, — чтобы вас вот так и оставили на произвол судьбы?..

— Простите, сударь, — перебил его Эмильен, — вы ведь говорите при мне, а я не дозволяю никому оскорблять моих Родителей…

— Это делает вам честь, — в свою очередь, перебил его господин Костежу, — но все же вы должны знать, каково ваше положение. Ваши родители покинули пределы Франции, и если они незамедлительно не возвратятся, их будут рассматривать как эмигрантов. Вы, безусловно, осведомлены о том, что стоит вопрос, не лишить ли эмигрантов их собственности; если решение будет положительное, вы легко можете оказаться без средств, ибо в случае объявления нам войны конфискация вашего имущества и имущества тех аристократов, что перешли на сторону врага, будет первым декретом, который примет Национальное собрание.

— Ни мой отец, ни мой брат никогда не перейдут на сторону врага! — вскричал Эмильен. — И я настолько в этом уверен что даже рассчитываю пойти служить солдатом, если по какой-то неведомой мне причине моим родителям будет невозможно вернуться во Францию и принять во мне участие.

— У вас очень благородные чувства, — сказал покупщик. — Но в ожидании того времени, когда начнется война и вы войдете в возраст, чтобы принять в ней участие, позвольте мне заняться вашей судьбой. Я вовсе не собираюсь, вступив во владение монастырем — этой темницей, куда вас заточили, выбрасывать вас на улицу; оставайтесь здесь, пока я соберу сведения, о средствах существования, которые выделены вам вашими родными. Они оставили в своем поместье управляющего, который должен был получить какие-то указания, и я возьму на себя труд напомнить ему о них.

— Быть может, он не получил никаких указаний, — отвечал Эмильен, — мои родители, наверно, не предполагали, что монастырь будет продан. Поэтому они и считают, что я ни в чем не терплю нужды.

— Не платили ли они этой обители деньги за ваше содержание?

— Нет, ничего не платили, — сказал настоятель. — Община должна была получить двадцать тысяч франков в тот день, когда он примет постриг.

— Мне все ясно, — сказал господин Костежу судейскому. — Они хотели схоронить навсегда младшего сына и старались, чтобы монахи были заинтересованы в его постриге.

Настоятель улыбнулся и сказал, обращаясь к Эмильену:

— Что касается меня, дорогое мое дитя, так я от вас никогда не скрывал, что так обстоит дело во всех монастырях и никогда не докучал вам уговорами искать там вашу судьбу.

Они грустно пожали друг другу руки, ибо со времени событий в карцере стали очень любить и уважать друг друга. Эмильен гордо попросил адвоката не заниматься его делами, так как он и в мыслях не имеет сделаться бездомным бродягой и, даже не покидая коммуну, отлично найдет, чем заняться, и никому не будет в тягость. Судейский уда» лился, а покупщик с мэром пошли осматривать монастырские строения. Когда же они вернулись в келью приора, у господина Костежу созрело решение, которого никто никак и не ожидал.

И вот господин Костежу обратился к ним с нижеследующими словами:

— Господин приор, я только что узнал от господина мэра кое-какие подробности, касающиеся вас и юного Френкеля, и хотел бы, чтобы вы оба позволили мне считать себя вашим другом. Мы можем быть взаимно полезны: я — доверив вам мои интересы, вы — приняв на себя управление моим новым владением. Я сам не собираюсь ни жить здесь, ни вести хозяйство — мои занятия мне этого не позволяют, — не думаю я к перепродавать его ранее, нежели чем через несколько лет, ибо не хочу уходить в сторону от риска. Останьтесь здесь оба и управляйте поместьем, как если бы оно принадлежало вам. Я знаю, что могу со всевозможным доверием отнестись к тем отчетам, то вы мне представите. Требование у меня одно: не давать пристанища никому из людей духовного звания. Во всех других отношениях чувствуйте себя здесь как дома и сами определите долю, которую возьмете себе с того, что принесут отданные нам для хозяйствования земли.