При этом Льюис, бурный и экспансивный, «Меркуцио прерий», как его называли, отличался и какой-то педантичной деловитостью и систематичностью в работе. Он не только заводил биографические картотеки на своих героев, но и чертил чуть ли не инженерную схему дома, в котором жил Бэббит, подробную топографию города Зенита. Он также разрабатывал «сценарный план» произведения, порой на несколько сот страниц, и прослеживал в нем сюжетные линии главных персонажей. Есть писатели, которых как бы увлекают в свой поток события, рожденные их фантазией; они полностью проникаются судьбой своих героев, не зная порой до конца, где и как будет поставлена точка. Манера Льюиса была, пожалуй, несколько иной; создав поначалу план, схему, некий остов книги, он приступал к его неукоснительной реализации.
Писатель закончил сбор материала к лету 1921 года, после чего отправился в Европу. Основная часть романа была написана осенью 1921 — в начале 1922 года неподалеку от Рима. На глазах писателя резко активизировался фашизм; его непосредственные наблюдения не могли не сказаться на общей концепции «Бэббита». Не только «палмеровские» рейды в США и травля «красных», но и «подвиги» итальянских «коричневорубашечников», безусловно, дали писателю материал, когда он описывал погромные дела Лиги Честных Граждан в Зените.
«Бэббит» был завершен к весне 1922 года. В письме издателю Харкорту Льюис выразил убеждение, что это будет «более сатирическое произведение, чем «Главная улица». В его бумагах осталось неопубликованное предисловие к роману, которое говорит о социальной широте его замысла. Это как бы лаконичный социологический этюд на тему бэббитизма. Нельзя не согласиться с Льюисом, когда он пишет о своем герое как о «победителе, диктаторе в области коммерции, образования, труда, искусства, политики, морали и разговоров и бейсбола». И добавляет: «Их тридцать миллионов, их власть не имеет себе равной».
Вспомним, например, о духовной пище Бэббита, о всех этих комиксах в газете «Вечерний адвокат», «рекламопоэмах» Чама Фринка, объявлениях заочных курсов и т. п., формирующих его коренные жизненные понятия. Сегодня эти средства массовой информации, конечно же, приобрели больший размах и интенсивность. Но цели ее остались, в сущности, прежними. Известный социолог Райт Миллс, кстати отметивший роль Льюиса в изображении такой сферы американской жизни, как «офис», контора, в своей книге «Белые воротнички» (1956) пишет: «Коммерческий джаз, сентиментальная опера, чтиво, серийные комиксы, фильмы создают «имиджи», шаблоны поведения, стандарты и идеалы для городских масс. В той или иной мере, но все мы оказываемся незащищенными перед лицом механизированной культуры. Массовые средства информации, в силу своего поточного характера, обладают универсальной сферой воздействия. Они предлагают некий всеобщий образец, дают известную схему для запрограммированных массовых эмоций».
Вспомним и об остроумно показанной Льюисом страсти Бэббита к вещам, о культе всей этой мишуры как следствии бездуховности его существования, о том, что шины, зажигалки, бытовые аксессуары давно стали для героя «символом процветания, заменителями радости, горя и мудрости». Позднее, в 1940 году в предисловии к книге американского социолога и историка материальной культуры Дэвида Кона «Добрые старые дни», содержавшей иллюстрированные описания бесчисленного каталога товаров — от шляп и галстуков до мраморных надгробий, высылаемых по почте известной фирмой Сирс-Робек, Синклер Льюис проницательно заметил, что о нравственности, вкусах и морали его соотечественников целесообразней всего судить отнюдь не на основании официальных речей, произносимых политиками, а анализируя продукцию ширпотреба, покупаемую американцами: «…В этих золотых, стальных, кожаных изделиях выражена наша истинная вера, потому что за них мы заплатили деньги. А они-то и есть подлинные сокровища наших душ».
Конечно, в «Бэббите» впечатляет своей масштабностью и значимостью фигура главного героя, «репрезентирующая» средний класс. Однако есть и другая замечательная особенность в романе, порой ускользающая от внимания критиков. В нем Синклер Льюис одним из первых в американской литературе очертил контуры «массового общества» и порожденной им «массовой культуры». Правда, сами эти термины получили хождение в социологической и философской литературе значительно позднее, но Синклер Льюис, с его журналистской чуткостью к общественному пульсу, уловил те самые тенденции нарастающего «овеществления» и «отчуждения» личности, те самые черты стандартизации и унификации, порожденные американским образом жизни, о которых сегодня во весь голос говорят социологи, в том числе и на родине сатирика.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу