Мигель Де Сервантес Сааведра - Дон Кихот. Шедевр мировой литературы в одном томе

— Не понимаю, как это могло случиться. По мне, лучшего чтива на всем свете не сыщешь, честное слово, да у меня самого вместе с разными бумагами хранится несколько романов, так они мне поистине красят жизнь и не только мне, а и многим другим: ведь во время жатвы у меня здесь по праздникам собираются жнецы, и среди них всегда найдется грамотей, и вот он-то и берет в руки книгу, а мы, человек тридцать, садимся вокруг и с великим удовольствием слушаем, так что даже слюнки текут. О себе, по крайности, могу сказать, что когда я слышу про эти бешеные и страшные удары, что направо и налево влепляют рыцари, то мне самому охота кого-нибудь съездить, а уж слушать про это я готов день и ночь.

— Да и я их не меньше твоего обожаю, — сказала хозяйка, — потому у меня в доме только и бывает тишина, когда ты сидишь и слушаешь чтение: ты тогда просто балдеешь и даже забываешь со мной поругаться.

— Совершенная правда, — подтвердила Мариторнес, — и скажу по чести, я тоже страсть люблю послушать романы, уж больно они хороши, особливо когда пишут про какую-нибудь сеньору, как она под апельсиновым деревом обнимается со своим миленьким, а на страже стоит дуэнья, умирает от зависти и ужасно волнуется. Словом, для меня это просто мед.

— А вы что скажете, милая девушка? — спросил священник, обращаясь к хозяйской дочери.

— Сама не знаю, клянусь спасением души, — отвечала она. — Я тоже слушаю чтение и, по правде говоря, хоть и не понимаю, а слушаю с удовольствием. Только нравятся мне не удары — удары нравятся моему отцу, а то, как сетуют рыцари, когда они в разлуке со своими дамами; право, иной раз даже заплачешь от жалости.

— А если бы рыцари плакали из-за вас, вы постарались бы их утешить, милая девушка? — спросила Доротея.

— Не знаю, что бы я сделала, — отвечала девушка, — знаю только, что некоторые дамы до того жестоки, что рыцари называют их тигрицами, львицами и всякой гадостью. Господи Иисусе! И что же это за бесчувственный и бессовестный народ: из-за того, что они нос дерут, честный человек должен умирать или же сходить с ума! Не понимаю, к чему это кривляние, — коли уж они такие порядочные, так пускай выходят за них замуж: те только того и ждут.

— Помолчи, дочка, — сказала хозяйка, — ты, я вижу, много в этих делах понимаешь, а девице не к лицу много знать и много болтать.

— Сеньор меня спросил, а я не могла не ответить, — возразила девушка.

— Вот что, хозяин, — сказал священник, — принесите-ка ваши книги, я их просмотрю.

— С удовольствием, — молвил хозяин.

Он прошел к себе в комнату и, возвратившись оттуда со старым сундучком, застегнутым на цепочку, открыл его и достал три толстых тома, а также весьма красивым почерком исписанные бумаги. Первая книга была Дон Сиронхил Фракийский [191] «Дон Сиронхил Фракийский» — рыцарский роман «Отважный рыцарь дон Сиронхил Фракийский, в четырех частях» (1545). , вторая — Фелисмарт Гирканский , а третья — История великого полководца Гонсало Фернандеса Кордовского с приложением жизнеописания Дьего Гарсии де Паредес. Как скоро священник прочитал первые два заглавия, то обратился к цирюльнику и сказал:

— Здесь нам недостает только ключницы нашего приятеля и его племянницы.

— Ничего, — возразил цирюльник, — я и сам сумею отнести их на скотный двор или же бросить в печку, — кстати, вон в ней сколько огня.

— Что такое? Ваша милость собирается сжечь мои книги? — спросил хозяин.

— Только две, — отвечал священник: — Дона Сиропхила и Фелисмарта.

— Что ж, по-вашему, — продолжал допытываться хозяин, — они еретические или флегматические, коли вы хотите их сжечь?

— Схизматические должно говорить, друг мой, а не флегматические, — заметил цирюльник.

— Пусть будет так, — сказал хозяин, — только если вы непременно хотите что-нибудь сжечь, то жгите уж лучше Великого полководца и Дьего Гарсию, — я скорей позволю сжечь собственного сына, чем какую-нибудь еще.

— Друг мой! — возразил священник. — Эти две книги лживы, они полны всякого вздора и чепухи, а книга про великого полководца — это история правдивая, и описываются в ней деяния Гонсало Фернандеса Кордовского, которого за многочисленные и великие подвиги весь мир прозвал великим полководцем, и это славное и звучное прозвище только он один и заслужил. А Дьего Гарсия де Паредес — это знатный кавальеро родом из эстремадурского города Трухильо, отважнейший воин, которого природа наделила такой силой, что он одним пальцем останавливал мельничное колесо на полном ходу. А как-то раз стал он со шпагой в руке у входа на мост и один преградил путь неисчислимому воинству. И еще совершил он такие подвиги, что если б не он повествовал о них со скромностью, присущей кавальеро, который описывает собственную свою жизнь, а какой-нибудь ничем не связанный и беспристрастный летописец, то деяния Гекторов, Ахиллесов и Роландов были бы после этого преданы забвению.