Мигель Де Сервантес Сааведра - Дон Кихот. Шедевр мировой литературы в одном томе

— Наверно, он сказал — Дон Кихот, сеньора, — поправил ее Санчо Панса, — или, иначе, Рыцарь Печального Образа.

— Твоя правда, — молвила Доротея. — Еще он сказал, что рыцарь тот ростом высок, лицом худощав и что у него с правой стороны пониже левого плеча или где-то поблизости темная родинка с волосками вроде щетины.

Услышав это, Дон Кихот сказал своему оруженосцу:

— Санчо! Поди-ка сюда, сынок, помоги мне раздеться, — я желаю удостовериться, точно ли я тот самый рыцарь, о котором пророчествовал мудрый король.

— Зачем же вашей милости раздеваться? — спросила Доротея.

— Хочу посмотреть, есть ли у меня родинка, о которой говорил ваш отец, — отвечал Дон Кихот.

— Раздеваться не к чему, — заметил Санчо, — я знаю, что у вашей милости точно такая родинка посередине спины, и это признак силы.

— Этого довольно, — сказала Доротея. — Друзьям не пристало обращать внимание на мелочи, и на плече родинка или же на спине — это не имеет значения, важно, что она есть, где бы она ни была: ведь тело везде одинаково. И, разумеется, добрый мой отец оказался прав, и я поступила как должно, обратившись к сеньору Дон Кихоту, а ведь он и есть тот самый, о ком мне толковал отец, ибо черты лица у этого рыцаря точь-в-точь такие, как о том гласит молва не только в Испании, но и во всей Ламанче: ведь не успела я высадиться в Осуне, как до меня уже дошла весть о неисчислимых его подвигах, и тут сердце мне подсказало, что он и есть тот самый, кого я разыскиваю.

— Каким же образом ваша милость высадилась в Осуне, коль скоро это не морская гавань? — спросил Дон Кихот.

Однако ж, прежде чем Доротея успела что-нибудь ответить, взял слово священник и сказал:

— Сеньора принцесса, видимо, хочет сказать, что, высадившись в Малаге, она впервые услышала о вашей милости в Осуне.

— Я это и хотела сказать, — подтвердила Доротея.

— Вот так будет понятно, — сказал священник, — продолжайте же, ваше величество.

— Продолжение будет состоять лишь в том, — сказала Доротея, — что счастье мне наконец улыбнулось, и я разыскала сеньора Дон Кихота, и теперь я уже могу считать себя королевой и правительницей всего моего королевства, ибо он был настолько великодушен и любезен, что обещал оказать мне услугу и отправиться вместе со мной, куда я его поведу, — поведу же я его прямо к Пандафиланду Мрачноокому, дабы он убил его и возвратил мне то, что Пандафиланд столь беззаконно у меня отнял. И все это должно совершиться как по писаному, ибо так предсказал добрый мой отец Тинакрий Мудрый, который к этому еще прибавил и записал не то халдейскими, не то греческими буквами, — я их так и не разобрала, — что если этот предвозвещенный мне рыцарь, обезглавив великана, пожелает вступить со мною в брак, то я немедля и без всяких разговоров должна стать законною его супругой и передать ему власть над моим королевством, а равно и над моею особою.

— Как тебе это нравится, друг Санчо? — обратился тут Дон Кихот к своему оруженосцу. — Видишь, как обстоит дело? А что я тебе говорил? Вот у нас уже и королевство и королева — хоть сейчас бери бразды правления и женись.

— Клянусь, что это похоже на правду, — воскликнул Санчо, — и какой же распросукин сын после этого не свернет шею господину Нискладуниладу и не женится! А ведь королева-то, ей-ей, недурна! Такие блошки хоть бы и для моей постели.

С этими словами он вне себя от восторга дважды подпрыгнул, а затем схватил мула Доротеи под уздцы и, остановив его, бросился перед ней на колени и попросил дозволения поцеловать ей руки в знак того, что он признает ее своею королевою и госпожою. Ну кого бы, право, не насмешило безумие господина и простодушие слуги? Доротея между тем дала ему поцеловать руки и обещала сделать его вельможей в своем королевстве, как скоро небо явит ей милость и она снова будет им владеть и править. Санчо в таких выражениях стал изъявлять ей свою благодарность, что все опять засмеялись.

— Такова, сеньоры, моя история, — продолжала Доротея. — Мне остается лишь добавить, что из всей свиты, которую я вывезла из моего королевства, уцелел один этот бородатый слуга, а все остальные потонули во время ужасной бури, застигшей нас в виду гавани, мы же с ним чудом добрались на двух досках до берега, да и вся моя жизнь, как вы, верно, заметили, есть сплошное чудо и тайна. Если же я позволила себе что-нибудь лишнее или неуместное, то не вините в этом меня и вспомните, что сказал в начале моей повести сеньор лиценциат, а именно, что бесконечные и необычайные испытания отнимают память у того, кому они посылаются.