Анатолий Приставкин - Нина Ивановна

— Вы ничего не слышали, а ночью была гроза, — говорит Женя.

— Я никогда ничего не слышу, — кричит Наташка, словно все кругом глухие. — Однажды мы с Тонькой заснули, и маме пришлось выставлять окна. А мы тогда не проснулись.

Мы снова ходим по лесу, обламываем рябиновые ветки с тяжелыми яркими гроздьями, находим два гнилых гриба, смотрим на голубое бледноватое небо с негорячим солнцем посередине и уезжаем домой.

— Мама, расскажи смешную сказку, — просит Наташка.

Когда Нине Ивановне хорошо, она любит рассказывать сказку, одну-единственную, которую она знает. Женя уехал в Москву отметить командировку. Дома всё спокойно и устало. И беспорядочно. Словно только что прошла над головой буря.

— Расскажи, мама, — говорит Наташка.

— Ну, слушай: «Где ты был, Бремби-Беремби?» — «Не знаю», — отвечает Бремби-Беремби. «А куда ты идешь, Бремби-Беремби?» — «На кладбище», — отвечает Бремби-Беремби. «Но ведь ты еще живой, Бремби-Беремби». А он совсем забыл, что он живой…

— Ой, умора! Он забыл, что он живой, разве так бывает? — хохочет Наташка, а потом замолкает и слушает.

Кто-то топает на веранде, потом дверь распахивается, и в комнату без стука входят два летчика. Петр Сергеевич, маленький, лысоватый и веселый, а с ним дружок. Они ставят на стол коньяк, кладут на пол сетку с арбузами, и Петр Сергеевич говорит:

— Насилу вырвался. У нас рейсы в Москву совсем прекратились.

В доме начинается суматоха. Петр Сергеевич снимает китель и располагается по-домашнему. Потом он берет ведро и идет за водой. Нина Ивановна готовит на веранде закуску и говорит:

— Ну вот, то ни одного, а то все. Тонька, ты спроси их потихоньку, завтра не собираются уезжать?

— Завтра Женя приедет.

Нина Ивановна отворачивается, нарезая лук, и говорит вздыхая:

— Бедный Женечка, ему так не везет. Придется их знакомить. А мне так его огорчать не хотелось. Ему всегда, ну всегда не везло.

Но Петр Сергеевич утром уезжает. Он бреется и покрикивает на Наташку, которая криво держит зеркало. Нина Ивановна провожает их до станции, вялая от усталости и немного пьяная. Потом приезжает и собирается в дорогу Женя, и Нина Ивановна снова провожает.

Женя целует Наташку, мне и Тоне подает руку, а с Ниной Ивановной прощаются целый час. И опять о чем-то договариваются, хотя всё у них понятно.

А потом бутылки складываются на веранде, их сдадут, когда в доме не будет денег; окурки, кости, корки выносятся на помойку, и наступает тишина. И власть в свои руки берут уличные коты, но шум, который они производят своим появлением, почему-то приятен.

Нина Ивановна стоит на крыльце и зовет:

— Васька, Васька… Кыс-кыс-кыс!

У них давно никого нет, но скоро кто-нибудь нагрянет. И уедет опять, это ясно и до того, как он приехал. Только Женька не звонит, а прошло полгода.

— Кыса, кыса! — зовет Нина Ивановна и говорит: — Ах, жалко, такие кости пропадают, а Васька сбежал…

Она идет в дом и захлопывает дверь. Но не запирает ее. Здесь, как и прежде, дверей никогда не запирают.