Анатолий Приставкин - Тихая Балтия. Латышский дневник

— «Луну» знаете? Кафе? — спрашивал Саша. — Ну, это неподалеку от русского драматического театра… Ребята из группы Подниекса были там, в студии, это в старой Риге… А тут выстрелы… Они бросились бежать по направлению канала, и сразу же по ним ударили из автоматов омоновцы с горки у парка… Андрис не берегся, говорят, он открыто шел с камерой на стреляющих, может, он верил, что, увидев камеру, они не станут стрелять… Наоборот? У него, — добавил Саша, — двое детишек, молодая жена…

— А говорят, что его прямо в сердце?

— Ну, по-разному… А кто-то утверждает, что в голову… Могли и туда, и сюда. Главное, по ним стреляли.

Второй оператор, Гвидо Звайгзне, так изуродован пулей (пули-то особые, из «кувыркаю-щихся»), что почки и все остальное задето… Ему удалили почки, а шведы прислали особый реанимационный аппарат… Есть надежда, что выживет… На студии, по словам Саши, гнетущая обстановка, этих ребят уважали… Сегодня женщины ходили сдавать кровь…

По версии Саши, очень, кстати, достоверной, здание МВД необходимо было команде Рубикса для создания своего правительства. Но в последний момент, посоветовавшись с Москвой (помните, из беседы с Денисовым, Горбачеву четыре раза звонили из Риги, чтобы ввели войска), лидер коммунистов, он же председатель комитета спасения, не решился на этот шаг… Перебираться под объективами зарубежных кинотелекамер… Без поддержки Москвы… без родных десантников…

Утром постучалась в дверь уборщица, вызвала в коридор, а там еще две уборщицы с другого этажа. Что-то хотят сказать, но мнутся, не решаются.

— Что-то случилось?

А у самого сразу мысли о жене и дочке, которые ушли гулять. Не случилось ли с ними?

— Хотели вам сказать… Электрика знаете?

— Ну!

— Он сегодня так о вас ругался… Неприлично даже повторять…

— Ну пусть ругается, — сказал я.

— Он угрожал, — повторили женщины.

— Когда?

— Да вот внизу… Сейчас…

— Не выпивши?

— Да нет, нет. Он на весь дом кричал… Может, вам что-то сделать?

— А что сделать?

— Мы не знаем. Мы только хотели предупредить.

— Спасибо.

Но я возвращаюсь к прерванной теме.

В Литве были ранены журналисты Испании и Норвегии.

Испанский телеоператор был тяжело ранен, а его видеокамера была брошена под танк.

У людей отбирали, вышибали из рук фотоаппараты, бандиты боятся правды, отраженной в кино-фотодокументах.

В одной газете написали: «Зверски избивали журналистов».

Но вот я подумал — и оператор «Взгляда», и другие журналисты, датские, финские, советские, выполняли свой профессиональный долг, и не случайно именно среди них столько же погибших, сколько и среди охранников порядка.

В них стреляли потому, что знали: они — это главное обвинение против того, что творит система.

Вот и Анатолий Головков в очень правдивом очерке об этих событиях («Расстрелянный сюжет») приводит слова жены Андриса Слапиньша о том, что группе мстили за литовские материалы. За то, что вильнюсский видеосюжет увидели во всем мире, а Юрису Подниексу анонимно звонили и предупреждали, чтобы не лез не в свои дела…

И другой оператор, Зигис Видиньш, подтверждает: «Мы оба почувствовали, что это прицельный огонь и цель — мы…»

Анатолий Головков пишет: «От пуль карателей гибнут не только обычные люди, виноватые лишь в том, что их угораздило родиться в стране „коммунистической перспективы“. В перекрестки прицела все чаще попадают фоторепортеры, журналисты, кинооператоры — те, кто, выполняя профессиональный долг, собирают материал, который может стать документом обвинения… Я знаю журналистов, которых за „неугодные“ статьи политическая мафия заочно приговорила к смерти. Мне известно, что в КГБ хранятся досье на наиболее опасных „для дела социализма“ коллег. Знаю об этом и думаю: в какой стране мы живем?»

Я тоже об этом думаю.

Об этом же моя книга.

Ночью показали операцию парня, которому прострелили обе ноги.

Хирург замечательно провел операцию, одна нога еще ничего, а другая с раздробленной костью и порванными сосудами…

Да ведь пули те самые, со смещенным центром тяжести, они поражают насмерть.

После операции хирург приехал на телестудию вместе со своим помощником, прямо в белых халатах, лица у обоих усталые, у хирурга под глазами мешки.

Очень буднично произнес, что врачи сделают все, что в их силах. Они и госпиталь держат наготове на пятьдесят коек, дай-то Бог, чтобы он не понадобился.

— А раненый? — сказал он. — Хочется надеяться, что закончится хорошо.