Эдуард Вильде - В суровый край

Юку извлек из кармана два рубля и гордо швырнул на стол.

— Гляди, брат, теперь уж пять рублей, — молвил Март. — Ты только не думай, что мы… то есть я собираюсь оставить у тебя мерина на две недели или на месяц. Совсем нет! Завтра-послезавтра — никак не позже, чем через три дня, я его заберу.

— Чего ты вертишься и виляешь, Март, — сказал Яан. В голове у него сразу прояснилось. — Скажи лучше прямо, что ты или, вернее, вы хотите спрятать у меня лошадь. А коли так, значит, дело не чистое. Никогда бы я не поверил, Март, что и ты такими делами занимаешься. Не знаю даже, что сказать, так ты меня ошарашил.

— Ну, брат, если ты меня так понял, бог с тобой, — ответил Март, поглаживая свою библейскую бороду. В глазах его снова отразилось беспокойство. Он внимательно посмотрел на мать, но та уже спала, — во всяком случае, глаза ее были закрыты и грудь мерно вздымалась. Затем он продолжал шепотом: — Если уж ты учуял, то нечего долго и разговаривать… Клади деньги в карман и держи язык за зубами! Удивляться тут нечего: у меня нужда в доме, а ведь голь на выдумки хитра. Не с радости пошел я на это. Да и ты, надеюсь, не из тех дураков, о которых мы сейчас говорили, которые не видят, как им жаркое само в рот лезет, или из трусости рот закрывают. Честное имя, дорогой мой, вещь хорошая, да из него супа не сваришь и шубы не сошьешь.

У Яана покраснели лицо и уши. Пестревшие на столе бумажки невольно приковывали к себе взгляд, но дрожащие пальцы нервно барабанили по столу, тихонько, вершок за вершком отталкивая деньги. Яан силился казаться спокойным и равнодушным, но голос его глухо задрожал от волнения:

— Откуда эта лошадь? Почему вы ее не сбыли с рук на ярмарке?

— Лошадь дальняя, очень дальняя, — опасливо, как и Март, зашептал Юку Кривая Шея, а потом добавил с некоторой гордостью:

— Если б ты знал, как ловко мы ее увели! Славное дело — погоди, я расскажу тебе…

Но Март сердито прервал его:

— Молчи, Юку, не трать время зря, надо сначала с Яаном договориться, поболтать успеем… Яан, друг ты наш, братец, теперь ты знаешь все. Лошадь эта хоть и издалека, но сбыть ее на нашей ярмарке не удалось, заминка вышла. Мы поручили приятелям, которых тут никто не знает, продать мерина. Но тут нам не повезло. Другие наши друзья дали знать, что появились люди из тех краев, откуда лошадь. Каарель Холостильщик успел даже шепнуть, будто на ярмарке видели хозяина лошади. Вот мы и улизнули поскорее.

— А почему вы заехали ко мне? — спросил Яан.

— А ты не догадываешься?

— Нет.

— Да потому, что тебя все знают как честного парня, — ответил Март.

— Значит, у меня не догадаются лошадь искать?

— Ну конечно.

— А почему вы решили, что я соглашусь спрятать ее?

— Мы просто подумали, что ты не такой дурак, чтобы отказаться от хорошего заработка.

— А почему бы мне не отказаться?

— Черт побери, ты рассуждаешь, как мальчишка! Ты что, в таком достатке живешь, что тебе пятерка — десятка рублей не нужна?

— И вы, значит, решили, что Яан, несчастный голодранец, пойдет на такое дело?

— Вот черт! А ты разве иначе думаешь?

— Да, иначе! — ответил Яан, резко оттолкнув от себя деньги. — Вельяотский Яан беден как церковная крыса, голодает вместе со всей семьей, это правда, но он не замарал себя воровством и никогда на это не пойдет. Спрячьте-ка подальше свои деньги, не тратьте попусту слов и убирайтесь со своим гнедым поскорее… Давайте поговорим о другом, а еще лучше — собирайтесь сейчас же, пока не рассвело, так и для вас самих будет вернее.

Март и Юку переглянулись, словно хотели убедиться, не ослышались ли они. Старик медленно отодвинулся от Яана, сняв руку с его плеча, а Юку Кривая Шея так и остался сидеть с разинутым ртом.

— Так, значит?

— Да.

— Хочешь десять рублей?

— Не хочу.

— В самом деле не хочешь?

— Скорее соглашусь, чтобы мне голову сняли. Лучше быть дураком, чем бесчестным, лучше голодать, чем прослыть вором.

Март случайно взглянул на койку и испугался: глаза матери были широко открыты, она жадно прислушивалась к разговору.

— Яан, подойди ко мне! — позвала она сына.

Яан подошел. Кай обеими руками схватила его за голову, нагнула к себе и что-то зашептала на ухо. Как ужаленный отскочил он от матери.

— Молчи, молчи! И не стыдно тебе, старой! — закричал Яан.

Гневно сверкая глазами, он повернулся к гостям:

— Разговор кончен. Можете не сомневаться, я никому ничего не скажу, но к вашей братии не пристану. Куда бы я делся от стыда! Хватит!